История полковника Джека

Однако я настаивал на своем, твердя, что этот человек совершил явное преступление, и снисходительность в подобном случае очень опасна, учитывая упрямство и порочность негров, и указал, не очень решительно, на необходимость проучить их. Но господин сказал:

— Нет, нет, в другой раз, и не в такой форме.

Больше возражать я не стал.

Проступок второго негра по сравнению с этим был пустяковым, и господин отправился дальше, продолжая беседовать со мной, я следовал за ним, и так мы доехали до дому, где, отдохнув немного, он снова вызвал меня к себе. Моих обвинителей он даже близко к себе не подпустил, пока не выслушал мою защиту, и так начал он со мною разговор.

Господин. Послушайте, молодой человек, мне надо с вами поговорить! С тех самых пор, как я сделал вас управляющим на этой плантации, на вас жалуются. А я-то полагал, что признательность заставит вас быть усердным и преданным мне.

Джек. Очень сожалею, сэр, что на меня жалуются, ибо благодарность, которую я питаю к вашей милости (и в которой открыто признаюсь), заставляет меня блюсти ваши интересы самым неукоснительным образом. Конечно, я мог дать промашку, но, уверяю вас, никогда не пренебрегал своими обязанностями умышленно.

Господин. Посмотрим, обвинять вас, не выслушав до конца, я не буду. Для того я и позвал вас сюда, чтобы поговорить с вами.

Джек. Покорно благодарю, ваша честь. У меня к вам еще только одна просьба, а именно: я хотел бы знать, в чем меня обвиняют и, если позволите, кто мои обвинители.

Господин. Первое вы услышите, именно поэтому я и вызвал вас поговорить с глазу на глаз. А если понадобится, сообщу вам и второе, и своих обвинителей вы тоже узнаете. То, что вам ставят в вину, находится в прямом противоречии с только что мною увиденным, поэтому нам придется теперь все пересмотреть; я-то считал, что я много хитрее вас, но теперь вижу, что вы меня перехитрили.

Джек. Надеюсь, ваша честь не обидится, если я скажу, что не совсем вас понимаю.

Господин. Охотно верю. А скажите мне откровенно, вы и в самом деле собирались пороть бедного негра дважды в день в течение четырех дней? Ведь это бы значило запороть его насмерть, то есть поставить на нем крест.

Джек. Если вы позволите мне высказать предположение, сэр, думаю, я знаю, в чем меня обвиняют: вашей чести доложили, что я слишком мягок с неграми и с прочими невольниками, что, хотя они заслуживают сурового обращения, принятого в этой стране, я и вполовину недодаю им, и посему они небрежны в своей работе, что ваша плантация в плохих руках и тому подобное.

Господин. Что ж, вы угадали, продолжайте.

Джек. Первую часть обвинения я признаю, однако последнее отвергаю и убедительно прошу вашу честь провести доскональное расследование дела.

Господин. Если все так, как вы говорите, я был бы только рад узнать, что первая часть обвинения справедлива. Меня бы чрезвычайно порадовало, что мои интересы не забыты и никакой опасности не подвергаются, но что с этими несчастными в то же время обращаются более человечно, ибо жестокость противна моей натуре, а необходимость проявлять ее всегда омрачала мне жизнь и мешала спокойно наслаждаться моими богатствами.

Джек. Честно признаюсь вам, сэр, поначалу я просто не в силах был заставить себя выполнять эту ужасную работу. Волен ли я, который только-только избавился от страха и еще вчера сам был несчастным голым рабом и завтра могу снова им стать, волен ли я спокойно пустить в ход вот это? — С этими словами я показал господину кнут, который мне вручили, вводя меня в новую должность. — И сим ужасным орудием должен был я терзать плоть моих же собратьев-невольников, ближних моих? Нет, сэр, даже когда мне это было совершенно необходимо по обязанности, то и тогда я не мог прибегать к кнуту без содрогания. Прошу великодушно простить меня за такую слабость моей натуры! Я могу быть у вас управляющим, но совершенно не гожусь в экзекуторы, поскольку сам на себе испытал жестокость наказания.

Господин. Ну хорошо, а что тогда будет с моими делами? И как же справиться с чудовищным упрямством этих самых негров, которыми, как мне толкуют, управлять иным способом не представляется возможным? Как же заставить их хорошенько работать и не позволять им дерзить и бунтовать?