История поместья Бэлброу

— Некоторые авторитеты в таких вопросах полагают, что при определенных условиях вампир способен самозародиться. Вы мне говорили, что этот дом выстроен на месте древнего захоронения, то есть там, где вполне естественно обнаружить такой простейший психический зародыш. В мертвых человеческих организмах содержатся все семена добра и зла. К росту эти психические семена или зародыши побуждает мысль, а если мысль существует долго и постоянно поощряется, то она в конце концов может набраться загадочной жизненной силы, которая будет неуклонно нарастать, вбирая в себя подходящие элементы из того, что ее окружает. Этот зародыш длительное время оставался всего лишь беспомощным разумом, который дожидался случая обрести материальную форму и с ее помощью осуществить свои желания. Невидимое и есть реальность; материальное лишь служит его воплощению. Неосязаемая реальность уже существовала, когда вы предоставили ей посредника, позволяющего действовать в физическом мире: распеленали мумию. Мы можем судить о природе зародыша только по его материальным проявлениям. Здесь налицо все признаки присутствия вампирического разума, который пробудил к жизни и наделил силой мертвое человеческое тело. Отсюда и отметины на шеях жертв, и их бледность и малокровие. Ведь вампиры, как вам известно, сосут кровь.

Своффам поднялся и взял фонарь.

— Нужны доказательства, — резко сказал он. — Погодите-ка, мистер Лоу. Вы говорите, что выстрелили в это существо? — И он взял револьвер, который Лоу положил на стол.

— Да, я целился в ногу, которую видел на ступени.

Своффам не сказал более ничего и, по-прежнему держа револьвер, направился к Музею.

Вокруг дома завывал ветер, и тьма, предвещающая рассвет, распростерлась над миром, когда глазам двоих смельчаков предстало поразительное зрелище, которое заставило бы содрогнуться кого угодно.

В углу большой комнаты стоял продолговатый деревянный ящик, в котором, наполовину свесившись наружу, лежала узкая фигура в истлевших желтых пеленах; тощую шею венчала копна курчавых волос. Носок сандалии и часть правой ступни были отстрелены.

Своффам с нервно подергивавшимся лицом поглядел на нее, а затем, схватив за ветхие повязки, швырнул в ящик, где мумия и замерла как живая, обратив к ним большой разинутый рот с влажными губами.

На миг Своффам застыл над ней; затем, выругавшись, вскинул револьвер и несколько раз с продуманной мстительностью выстрелил в ухмылявшееся лицо. После этого он затолкал тварь в ящик и, схватив оружие за ствол, вдребезги разбил ей голову с такой неистовой силой, что вся эта жуткая сцена стала походить на убийство.

Потом, повернувшись к Лоу, Своффам сказал:

— Помогите мне запереть крышку.

— Вы собираетесь похоронить мумию?

— Нет, мы должны избавить от нее землю, — свирепо ответил Своффам. — Я положу ее в старое каноэ и подожгу.

Дождь перестал, и на рассвете они вытащили на берег старое каноэ, поместили туда ящик вместе с его кошмарным обитателем и обложили хворостом. Парус был поднят, костер разожжен, и Лоу со Своффамом долго смотрели, как лодку уносит отлив: сначала это была мерцающая искорка, затем вспышка и взметнувшееся ввысь пламя, пока наконец в открытом море не закончилась история этого мертвеца — спустя три тысячи лет после того, как урартские жрецы[7] положили его мумию на вечный покой в уготованной ей гробнице.

перевод А. Бродоцкой