История последнего из Абенсераджей

И Абен Хамет запел балладу, которой его обучил поэт из племени Абенсераджей:

Властительный Хуан
Однажды сквозь туман
Увидел глаз отраду —
Красавицу Гранаду.
Он тотчас молвил ей:.
«О дорогая, Хочу тебя я
Назвать своей!

Пойдем мы к алтарю:

Тебе я подарю
Кордову и Севилью,
Чтобы вколоть в мантилью.
Не будь ко мне строга:
Я для Гранады
Храню наряды
И жемчуга».

В ответ услышал он:

«Делю я с мавром трон.
Мне не нужна корона
Властителя Леона.
Супруг мне всех милей:
Нет в мире краше
Короны нашей
И сыновей!»

Таков был твой ответ,

Но, преступив обет,
Ты мавру изменила,
С неверным в брак вступила!
Абенсераджей прах
Попрал кровавый
Враг веры правой…
Велик аллах!

Не припадет с мольбой

К могиле той святой,
Где бьют фонтана воды,
Хаджи седобородый.
Абенсераджей прах
Попрал кровавый
Враг веры правой…
Велик аллах!

Небес лазурный блеск,

Фонтанов тихий плеск,
Альгамбра, радость ока,
Любимица пророка!
Абенсераджей прах
Попрал кровавый
Враг веры правой…
Велик аллах![14]

Несмотря на полные горечи слова о христианах, эти простодушные жалобы тронули даже надменного дон Карлоса. Ему очень не хотелось петь, но все же он из учтивости согласился исполнить просьбу Лотрека. Абен Хамет передал брату Бланки гитару, и тот запел песню, прославлявшую подвиги его знаменитого предка Сида:

Пылая к маврам ненавистью жгучей
И на корабль уже готовый сесть,
У ног своей Химены Сид могучий
Бряцал на струнах, воспевая честь.

«Велит Химена: — Свергни мавров иго!

Обрушь на них безжалостную месть!
Поверю я тогда в любовь Родриго,
Когда над ней восторжествует честь!

Я докажу своей разящей шпагой,

Что мужество в душе Родриго есть!
Горя неутомимою отвагой,
Я брошусь в бой за даму и за честь.

Перед тобой, о мавр, благоговея,

Слагать хвалы не уставала лесть,
Но я тебя и в песне одолею,
Затем что я пою любовь и честь.

И буду славен я в моей отчизне,

И до потомков донесется весть,
Что я сражался, не жалея жизни,
За бога, короля, Химену, честь!»[15]

Дон Карлос пел так горделиво, таким мужественным и звучным голосом, словно Сидом был он сам. Лотрек разделял воинственный пыл своего друга, но Абенсерадж при имени Сида побледнел:

Этот рыцарь, — сказал он, — которого христиане прозвали красой сражений, у нас носит имя жестокого. Если бы его благородство равнялось храбрости…Благородство Сида, — живо перебил Абен Хамета дон Карлос, — превосходило даже его доблесть, и только мавры смеют клеветать на героя, родоначальника моей семьи. Что ты сказал! — крикнул Абен Хамет, вскакивая с кресла, на котором полулежал. — Сид — один из твоих предков? В моих жилах течет его кровь, — ответил дон Карлос, — и я узнаю эту благородную кровь по ненависти, которая пылает во мне к врагам истинного бога. Итак, — сказал Абен Хамет, глядя на Бланку, — вы принадлежите к семейству тех Биваров, которые после завоевания Гранады овладели жилищем несчастных Абенсераджей и убили старого рыцаря, носившего это имя и пытавшегося защитить могилы своих предков? Мавр! — загоревшись гневом, воскликнул дон Карлос. — Помни, я не позволю допрашивать себя! Мои предки обязаны этой добычей лишь своим шпагам и заплатили за нее своею кровью, — поэтому я и владею сегодня тем, что некогда принадлежало Абенсераджам. Еще одно слово, — все сильнее волнуясь, сказал Абен Хамет. — Мы в нашем изгнании не знали, что Бивары носят титул герцогов Санта Фэ, — этим и объясняется мое заблуждение. Именно Бивару, победителю Абенсераджей, был дарован этот титул Фердинандом Католиком, — ответил дон Карлос.