Замечательно еще законодательство, изданное им, которого некоторые статьи и теперь еще имеют силу. Но главной заслугой Франца было это действительно великодушное его покровительство искусствам и наукам. Франция извлекла из Итальянских войн совсем не те выгоды, на которые надеялись короли ее: на этой классической почве она впервые познакомилась с классической древностью и почерпнула отсюда интересы, дотоле ей чуждые. Сам Франц, одаренный живым воображением, довольно образованный и от природы очень талантливый, получил уважение к литературе и искусствам Италии. Ему приписывают учреждение Коллеж де Франс, противопоставленного Парижскому университету. Университет оставался еще с средневековым направлением; здесь господствовал Аристотель, искаженный схоластиками, и старый еще догматизм: но в Коллеж де Франс, преподавание приняло более широкий характер; здесь началось обширное преподавание древней и восточной философии, математики и естественных наук; сюда явились представители гуманизма; сюда король звал Эразма, предлагая ему епископство. Далее, Франц основал королевскую типографию – это знаменитое заведение, откуда вышло так много превосходных творений и с таким великолепием. Наконец, относительно искусства, не имея времени входить в подробности, укажем на краткое и отчетливое изображение тогдашнего состояния искусств во Франции у Анри Мартена. Одним словом, движение, обнаружившееся в умах, было чрезвычайно значительно. В нем приняли участие сам король, сестра его Маргарита Наваррская и многие из знатных лиц в государстве. Но результат этого движения, можно сказать, весь выразился в знаменитых творениях Рабле. Его «История Гаргантюа и Пантагрюэля» известна большинству публики более по названию; редкие теперь имеют и читают ее. Русские переводы романа Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» появились впервые в конце XVIII в. Причина такого невнимания к одному из самых остроумнейших и гениальных произведений находится в трудности языка и беспрестанных намеках, которыми исполнено сочинение и которые непонятны читателю; потому к его сочинению издано уже несколько ключей, и все они оказались более или менее недостаточны, так что, несмотря на остроумие их, чтение их составляет большой труд. Не входя в подробности, укажем на главный характер Рабле. Вы видите, с одной стороны, человека, стоящего совсем на иной почве, чем средневековые писатели. Он глубоко знаком с писателями классическими и с древностью в обширном значении этого слова. Он знаком не только с поэтами, ораторами, историками, он знаком с древними натуралистами, он медик, он богослов. У него чрезвычайно ясный и верный взгляд на многие стороны жизни, например, на воспитание; доселе немногие так ясно сознали задачу воспитания, как выразил ее он, рассказывая о воспитании своего героя. Но за этой серьезной стороной скрывается другая, не только насмешливая, но, можно сказать, исполненная презрения ко всему существующему. Он проводит пред читателем не только современные события и произведения, но самые понятия современные и глубоко смеется над ними. В смехе его есть что-то циническое, злобное; для него не было ничего святого. Оттого-то таковы были отношения его к современным ему партиям: он был равно ненавистен католикам и протестантам. Можно наверное предположить, что он неизбежно пал бы их жертвой, в особенности жертвой католических преследований, несмотря на весь свой индифферентизм, если бы его не поддерживали король и даже папа, уважавшие в нем гениальность. Это одно покровительство дало ему возможность умереть спокойно священником в Медоне. Что эти античные идеи имели влияние не на одну только форму литературных произведений, что они порывались вырваться и проникнуть в жизнь и действие, видно из следующего события. Тотчас после смерти короля в Гиени началось восстание из-за огромных поборов с жителей края: народ избил королевских сборщиков, но после первого взрыва, опамятовавшись, испугался своего поступка, смирился и выдал зачинщиков, которые были казнены; одним словом, край снова успокоился. Но Генрих II не был этим удовлетворен. Он послал туда маршала Монморанси, того самого, который выжег весь Прованс во время войны с Карлом V. Он был известен своей жестокостью: но поступки его превзошли общее ожидание.
Тысячами казнил он людей, участвовавших сколько-нибудь в восстании, и если не участвовавших, то не сопротивлявшихся восстанию. Казни были ужасны: людей четвертовали, привязывали к колоколам вместо языков и звонили ими, одним словом, Монморанси показал здесь большую изобретательность. Но реакция не замедлила сказаться в умах: под впечатлением этого страшного события 20-летний юноша из Бордо Стефан ла Боэси написал книгу La servitude volontaire, всю проникнутую античными понятиями о государстве. Эти понятия, конечно, были неприложимы, но, тем не менее, то был крик глубоко оскорбленной души, поверявшей тогдашний порядок вещей другими идеалами, заимствованными из древности.