История позднего Средневековья

Нам известно, что именно пред исходом Средних веков Польша стояла на высшей степени своего могущества. Великая и Малая Польша, Литва составляли воинственное государство, оплот Западной Европы против турок. Но, вглядываясь пристальнее, мы видим, что внутренние условия государства не соответствовали внешнему его могуществу. В сущности, настоящей наследственности престола в Польше не было: это начало постепенно слабело с ходом ее истории. Это доказывается тем, что каждый государь пред смертью своей старался об утверждении преемника, делал для этого уступки дворянству и передавал, таким образом, своему сыну власть значительно ослабленную против прежнего; ослабление королевской власти идет постоянно с каждым отдельным царствованием. В 1572 году умер последний из Ягеллонов, Сигизмунд Август. Сейм составился из дворян, единственного сословия, имевшего в государстве власть, и избрал королем герцога Анжуйского Генриха (брата Карла IX Французского). Трудно было тогда найти государство, которое было бы в таком запутанном положении, как Польша. Среднего сословия, на которое опиралась монархия в других государствах Западной Европы, не было; было только дворянство и низший класс народонаселения. Между высшим и низшим дворянством мы видим постоянную затаенную ненависть, и надо сказать, что учреждения польские часто давали возможность им спорить между собой ко вреду государства. Несчастное liberum veto, бывшее правом народа, делало невозможным всякое правильное развитие. У короля оставались только следующие права: он был начальником армии, верховным судьей и раздавал должности в государстве. Средства к влиянию, стало быть, все-таки у него были, но он должен был постоянно бороться с сеймом. В XV столетии, именно с 1468 г., сеймы переменили свой прежний характер и сделались для королевской власти еще опаснее. Дотоле на сеймы съезжалось все дворянство; теперь общие съезды сменились съездами выбранных дворянством нунциев, т. е. системой представительства. Может быть, в этом учреждении была задняя мысль Казимира – устранить влияние дворянства, но результаты вышли совсем другие. Прежде дворян приезжало на сеймы только некоторая часть, других могли удержать разные причины; но нунции являлись постоянно с поручениями от своих избирателей. Прежде решениями некоторых из них мог воспользоваться король в свою пользу, но теперь нунции, отъезжая от своих доверителей, получали от них строгие инструкции и упорно хранили на сеймах их интересы, ибо иначе их по возвращении могла ожидать плохая участь, как это нередко получалось. Следовательно, королевская власть в такого рода сеймах нашла себе еще большее сопротивление. Центральной власти был враждебен еще один обычай: это польская конфедерация, вредная государственному развитию. Конфедерация эта не есть нечто, исключительно принадлежавшее Польше: на Пиренейском полуострове она едва не уничтожила также государства. Собственно это было право вооруженного восстания подданных против верховной власти: иначе нельзя перевести смысл этого учреждения. Когда подданные находили, что король действует не в духе законов, то они отстраняли его влияние и начинали сами править. Но чем же определялась эта законность или незаконность действий короля? Нечем иным, как личным произволом. Наконец, реформационные идеи проникли в Польшу и здесь, можно сказать, были прямо вредны государству: в таком государстве, которое держится исключительно господством дворянства, нельзя допустить религиозного разномыслия. И это разномыслие сказалось в Польше в высшей степени; польские вельможи гордились, что у них рядом и вместе живут самые разномыслящие сектанты: это была правда, но государство от этого страдало. Терпимость религиозная может существовать только в том государстве, где есть центральная могущественная власть, которая может устранить злоупотребления. Выбор нового короля в Польше при таких обстоятельствах не был удачен. Генрих Анжуйский царствовал недолго и бесславно, к стыду польского народа, его выбравшего, и Франции, откуда его выбрали: через два года, узнав о смерти своего брата во Франции, он постыдно бежал туда. Преемником его был великий муж, памятный и в нашей истории, Стефан Баторий (1576–1586). Но, когда государственные учреждения где-либо носят зародыш разложения, тогда отдельные личности властителей не в состоянии бывают сдержать этого разложения. Стефан Баторий, бившийся с такой энергией за Лифляндию, в чем он, впрочем, успел на время при своих талантах, видел, однако, своими глазами и не мог не допустить некоторых уступок в значении королевской власти: именно при нем король перестал быть верховным судьей. С другой стороны, определено было, чтобы король назначал двух гетманов – для литовского и польского войска; но в то же время, имея право определять их, король не смел отрешать их; войсковое жалование назначалось также только по определению сейма. Он умер, не успев привести в исполнение своих планов касательно Швеции. А, между тем, вопрос, занимавший тогда Швецию, Россию и Польшу, был чрезвычайно важен. Когда Прусский орден перестал существовать и последний гроссмейстер его сделался наследственным герцогом, Орден Ливонских меченосцев остался на Севере один представителем вымиравшего средневекового рыцарства. Он не был в состоянии один бороться с Россией. Уже по примеру прусского гроссмейстера Вальтер фон Плеттенберг хотел провозгласить себя герцогом, но попытка его не удалась. Между тем соседние державы устремили тотчас внимание свое на этот край, важный по своему положению; орден, отрезанный от Германии, мог теперь сделаться легкой добычей. Страна эта играла теперь для северных государств ту же роль, какую играло некогда Миланское герцогство для западных государств: это было яблоко раздора. Не имея возможности входить в подробности, укажем только на результаты этой борьбы. Польша успела овладеть Ливонией, Курляндия досталась в наследственность герцогу Готгарту Кетлеру. Стефан Баторий думал овладеть и Эстляндией, и Курляндией, но он умер среди приготовлений. Эстляндия осталась за Швецией. Партия, самая могущественная в Польше, возвела на престол сына шведского короля Иоанна, Сигизмунда (III, 1587 г.), в той надежде, что теперь войны за шведские области сделаются бесполезными, и цель Стефана Батория будет достигнута мирно. Но это были неверные расчеты. Швеция и Польша ревниво смотрели на короля; каждый народ смотрел на сторону другого, как на придаточную провинцию. С другой стороны, избранный государь был слабый, воспитанный иезуитами. В 1600 г. шведские чины, принудившие Сигизмунда выехать навсегда из Швеции, поставили на его место брата покойного короля Иоанна, Карла Зюдерманландского (IX). Положено было следующее: отселе королем мог быть только лютеранин, он должен был жениться на лютеранке и не мог выезжать из своих владений; последнее постановление ясно указывало на отношения к Польше.