История противостояния: ЦК или Совнарком

Обстановка действительно прояснилась – и аккурат в декабре 1930 г. пленум ЦК ВКП(б) приступил к снятию А. И. Рыкова с поста руководителя правительства. Атаку развернули по принципу волчьей стаи. Для начала В. В. Куйбышев от лица руководства Центральной контрольной комиссии ВКП(б) раскритиковал доклад председателя СНК СССР о контрольных цифрах народного хозяйства. А. И. Рыков все понял еще в ноябре 1930 г. и, ритуально подчеркнув правоту сталинской линии, не без скрытой иронии заявил в ответе нападавшему в первых рядах Г. Л. Пятакову, который свою работу под руководством А. И. Рыкова в начале 1920-х гг. называл не иначе, как «наказанием»[1308]: «Те заявления, которые я (Рыков. – С.В.) делал на XVI съезде партии, я сделал в здравом уме и твердой памяти, в полном [о] сознании того, что говорю. […] Говорю вовсе не потому, что теперь принято такие заявления давать, вовсе не из каких-то других целей и независимо от того, как и где буду работать: в Совнаркоме или где-нибудь еще (курсив наш. – С.В.)»[1309]. После обвинения, выдвинутого Ф. И. Голощекиным в адрес А. И. Рыкова, все стало окончательно ясно даже самому несведущему члену большевистского Центрального комитета: «достаточно прочесть выступление» председателя СНК СССР на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК по отношению к право-“левой” группировке Сырцова и Ломинадзе, чтобы видеть, как […] осуждая эту группировку, он в то же время уклонился от [констатации] того [факта], что эти […] группировки являются наследниками, порожденными Рыковым». В ходе редактирования стенограммы Ф. И. Голощекин отказался от последней персонификации партийной ереси, заменив «Рыковым» на «Правой оппозицией во главе с Рыковым»[1310]. Сути данная редактура не изменила. Показательной стала перепалка между оборонявшимся от нападок сталинцев Н. И. Бухариным и вчерашним правым оппозиционером – раскаявшимся и вернувшимся в лоно генеральной линии К. Е. Ворошиловым: «Бухарин: […] руководство партии должно было, совершенно правильно, разгромить наиболее опасный Правый уклон нашей партии. Ворошилов: И его носителей. Бухарин: Если речь идет об их физическом разгроме, то это я предоставляю товарищам, обладающим той или иной степенью физической кровожадности»[1311].

Далеко не все могли в 1930 г. предположить, что таковой обладал считавшийся «гениальным дозировщиком» И. В. Сталин. Впоследствии (1973) писатель Луи Арагон, работавший над Историей СССР, дойдя до эпохального столкновения вчерашних товарищей по «ленинскому» ЦК, погрузился «в свои изыскания и выводы» настолько, что гостившая у него и его супруги Эльзы Триоле блистательная русская балерина М. М. Плисецкая «однажды, вернувшись из театра […] долго звонила и громко стучалась. Никто не открывал. Наконец, дверь открылась. У порога стоял седой Арагон в чем мать родила. Продолжая бормотать, Арагон заторопился в свой кабинет, посверкав тощими, стройными ягодицами (ноги у него были ладными, годными для балета…). Одно слово в Арагоновых бормотаниях» Плисецкая «все же разобрала: Бухарин, Бухарин… Вечером за ужином, когда домработница Мария, громоздкая, сутулая южанка, подавала из кухни почитаемые в семье салаты, Эльза ворчливо заметила: “Арагоша совсем помешался на дурацких большевиках […] третий день негодует, [не может понять,] зачем Бухарин вошел в конфронтацию с Каменевым или еще с кем-то…”»[1312]. Эльза Триоле большевистскую партию «никогда не жаловала»[1313], поэтому, в отличие от супруга, ничем и не прониклась. А ведь было над чем сокрушаться. Перейди к середине 1920-х гг. Н. И. Бухарин на сторону Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, декабрьский спектакль И. В. Сталина 1930 г. мог бы и не быть поставлен.