История психологии

Изначально Беррес Фредерик Скиннер (Burrhus Frederic Skinner, 1904–1990) хотел быть писателем, но затем осознал, что его истинный интерес — природа человека. Вооруженный книгами Уотсона, Рассела и Павлова, он поступил в Гарвард, чтобы изучать психологию, которая привлекала его больше, чем физиология — кроме всего прочего, качеством лабораторных занятий. Его первая большая книга «Поведение организмов» (The Behavior of Organisms, 1938) расходилась с общепринятыми теориями. Скиннер записывал движения животных (позднее его любимой экспериментальной схемой станет выбрасывание голубю зерна при условии, что тот поднимает свою голову выше определенного уровня) и, отказываясь от создания дедуктивной теории в пользу индукции, делал выводы только на основе наблюдений. Он критиковал представление о научении путем проб и ошибок и вместо этого утверждал, что всякое поведение строится на одном базовом принципе подкрепления. Животное производит движения, некоторые из которых повторяются или подкрепляются, другие — нет; голубь, который поднимает голову и вслед за этим получает зерно, начинает поднимать голову чаще. В результате эмпирического исследования, утверждал Скиннер, можно создать схемы подкрепления, то есть такие условия, которые приводят к определенной модели поведения. Он назвал движение, за которым следует его повторение (например, поднятие голубем головы), оперантным, и его подход к научению получил название оперантного обусловливания. «Оперантное обусловливание — это способ сделать определенный вид поведения более вероятным» [144, с. 64]. Описывая поведение, Скиннер не упоминал ни психику (например, удовольствие или боль), ни потребности (голод), ни привычки, ни даже стимулы (появление зерна). Он записывал последовательности движений и утверждал, что наука состоит исключительно в описании схем, которые открываются в подобных наблюдениях. Это было действительно радикальным подходом.

Скиннер выделил четыре принципа, которые последовательно проводил в жизнь и на которых построил свою книгу «Наука и человеческое поведение» (Science and Human Behavior, 1953); этой последовательности он обязан своей репутацией. Во-первых, он отрицал ценность теории и утверждал, что науке нужно только систематическое наблюдение. Эта позиция приближалась скорее к философии Маха, чем к логическому позитивизму. Скиннер поэтому обычно избегал обсуждать свои взгляды, предпочитая представить вместо этого данные эмпирических исследований. Во- вторых, он четко отделял психологию от физиологии, считая, что последняя задает неверное направление эксперименту и ведет к бесполезному теоретизированию. Он соглашался с тем, что существуют внутренние физиологические факторы, которые запускают движения животного, но он считал, что это не имеет отношения к психологии как науке о наблюдаемых результатах действия этих факторов. В-третьих, он отказывался говорить о психических состояниях и связанных с ними этических понятиях — таких, например, как свобода. Животные, к которым он относил и людей, демонстрируют набор движений с определенной оперантной ценностью (степенью адекватности этих движений поставленной цели и, соответственно, вероятностью их закрепления в поведении), не более. Он, например, писал: «мы можем рассматривать сон не как ряд вещей, предстающих перед сновидящим, но просто как поведение видения» [141, с. 88]. И наконец, он рассматривал биологическую адаптацию как базовую ценность человеческой жизни, следовательно, оценивал любое действие животного или человека с точки зрения его вклада в выживание. Он писал: «для Робинзона Крузо важно, приносят ли ему что- нибудь его победы над природой» [цит. по: 145, с. 269]. Он сделал из своего представления об эволюционном значении развернутую теорию культуры, хотя для него самого это была не теория, а сумма научных наблюдений. «Культура, как и вид, проходит отбор в зависимости от адаптации к окружающей среде: в той мере, в какой она помогает индивидам получать то, что им нужно и избегать опасного, она помогает им выжить и передать культуру следующим поколениям» [142, с. 129]. Отсюда следовало, что «выживание — это единственная ценность, в соответствии с которой, в конечном счете, можно судить о культуре» [142, с. 136]. Наука для Скиннера, в отличие от Толмена или Халла, представляла собой наиболее развитую стратегию выживания. От оперантной науки, думал он, не пришли бы в восторг только динозавры.