Как говорилось в этой главе, еще до начала XIX в. существовали различные варианты понимания человеческого сознания и той деятельности, в которую оно вовлечено. И в Европе, и в Северной Америке бытовали весьма отличавшиеся друг от друга представления о человеческой природе и о том, как ее следует изучать. Многие религиозно настроенные люди по-прежнему верили, что сущность человека — это его душа, и потому, полагали они, наука о человеке, какой бы она ни была, должна основываться на вере, т. е. на истинах, находящихся за пределами рационального человеческого познания. Но многие авторы — частью настроенные религиозно, частью нет — стремились найти способы познания человеческого сознания и деятельности как относящихся к естественному миру. Например, англоязычные авторы нередко ссылались на науку о «сознании», а не о «душе»; они также использовали подчас понятие ментальной философии (mental philosophy), которую, как полагали, можно изучать наряду с естественной философией (natural philosophy) — науками о физическом мире. Немецкоязычные авторы говорили непосредственно о «психологии», создав большой массив научных трудов, посвященных Я и активным способностям рефлексивного разума.
Различия во мнениях были огромны. Так, в Англии Джеймс Милль (James Mill, 1773–1836, отец Джона Стюарта Милля) в книге «Анализ феноменов человеческого ума» (Analysis of the Phenomena of the Human Mind, 1829) подверг систематическому (и очень нудному) разбору различные ощущения, а также то, как из соединения их рождаются наши мысли. Сопутствующие же ощущениям чувства удовольствия и боли, по его мнению, побуждают нас действовать таким образом, чтобы продлить удовольствие и избежать боли. Милль был последователем Бентама и стре- милея к точному количественному знанию о человеке, чтобы на этой основе создать социальный порядок, при котором счастье одного зависело бы от счастья всех других, что могло бы быть достигнуто только в правильно устроенном обществе. Этот взгляд на человеческую природу другой шотландец и критик Милля, Томас Карлейль (Thomas Carlyle, 1795–1881), сравнил с попыткой «перемолоть счастье» — по примеру того, как шлифует деталь машина, детище промышленной революции. В отличие от Джеймса Милля, Карлейль испытал влияние немецкого романтизма, который в поисках человеческого образца обратился к феномену гениальности. Как полагали романтики, деятельность гения заключается не в «перемалывании» фактов, а в спонтанном творении, будь то в области искусства, науки, а также, возможно, в политике или на поле брани. В Англии Сэмюэл Кольридж (Samuel Т.Coleridge, 1772–1834) перенес представления романтиков о сознании в теорию поэзии.
Другие немецкие авторы, склонные к большей рассудительности, — например, философ Иоганн Фридрих Гербарт (Johann Friedrich Herbart, 1776–1841), — стремились понять, как работает сознание, отправляясь от первых начал философии и черпая подтверждение своим представлениям в опыте. В книге «Психология как наука» (Psychologie als Wissenschaft, 1825) Гербарт описывал ощущения и идеи как активные силы, которые соперничают друг с другом, чтобы привлечь внимание сознания, при упорядочивающем воздействии индивидуального «эго». Он считал возможным создание количественной науки об умственных силах, по аналогии с механикой. Как бы то ни было, его философия все еще исходила из идеи единой человеческой души. Сходным образом француз Франсуа-Пьер-Гонтье Мен де Биран (Fran?ois-Pierre- Gonthier Maine de Biran, 1766–1824) доказывал, что в основе умственной жизни лежит переживание единого и активного Я — «1е moi». Утверждения Мен де Бирана были реакцией на сочинения более ранних французских авторов, последователей Локка и Кондильяка, которые, как полагал Мен де Биран, не придавали значения активному ядру человеческой субъективности. И вряд ли случайно, что ему же принадлежат проницательные, проникнутые рефлексией, наблюдения над собой, — впоследствии из всех его сочинений чаще всего вспоминали его дневники. Все это тоже было своего рода психологией.