История психологии

Но сначала нам следует понять причины, по которым американская психология конца XIX в. была столь привержена функциональным объяснениям. Особенно серьезно американцы отнеслись к эволюционным принципам преемственности и полезности. Ранее христианские философы понимали душу как особое начало, наделенное познающими, нравственными и духовными способностями, — тем, чего нет у предметов материального мира. Сведя содержание сознания к полученному из опыта и связав его с материальными процессами, Локк и его последователи подорвали эту позицию. В том же направлении двигались физиологи и медики. А для эволюционистов психика стала закономерным продуктом развития природы. Согласно их представлениям, для понимания психики необходимо определить ее место в истории природы — или, по выражению Спенсера, в «непрерывном приспособлении внутренних отношений к внешним» [148, с. 374]. В этих рассуждениях психические явления сопоставлялись с физическими как различные функции одной и той же сложной естественной системы, будь то организм животного или человека. Старую философскую проблему отношения психики и тела оказалось возможным переосмыслить с позиций эволюционной теории, представив ее как эмпирическую проблему взаимосвязей между уровнями различной сложности в естественных функциях — взаимосвязей не только актуальных, но и существовавших в прошлом. Сходное решение могло быть у проблемы соотношения природы и культуры: культура теперь рассматривалась как самая поздняя, наиболее сложная стадия естественной эволюции организованных целостностей, связанная с появлением человека. Благодаря функциональным объяснениям, основное внимание стало уделяться не субъективным отчетам о смысле происходящего, а функциям действий, которые могли наблюдаться объективно.

Однако в повседневной практике исследователи занимались не столько анализом всех этих теоретических возможностей, сколько конкретной эмпирической работой. Появились новые направления — сравнительная психология и психология развития, занимавшиеся исследованием животных, детей и процессов научения, а не анализом сознания и разума. В 1894 г. Болдуин, который основал (вместе с Джеймсом Кеттелом) журнал «Психологическое обозрение» (Psychological review) и возглавлял психологические лаборатории в Торонто, Принстоне и университете Джонса Хопкинса, отметил: «Новая функциональная концепция исходит из вопроса о том, каким образом психика действует как целое и адаптируется к окружающей среде… Психика рассматривается как продукт развития — и развития взрослого из ребенка, и эволюцион-

ного развития, в результате которого появилось сознательное существо — человек» [цит. по: 127, с. 168]. Функционалистскую психологию занимало то, что люди делают и как они ведут себя в окружающем мире.

Этот подход представлял безусловную ценность для психологов, стремившихся работать с животными, ведь животным едва ли можно задавать вопросы о том, что они думают. Во многих психологических текстах конца XIX в. — таких, как сочинения английских философов и психологов Джеймса Уорда (James Ward, 1843–1925) и Джорджа Стаута (George F.Stout, 1860–1944) — психология определялась как изучение сознания. Под этим понималось сознание взрослого образованного человека, что лишало всякого смысла исследование поведения животных, а также детей. Эволюционная же теория в целом и функциональный подход, в частности, способствовали появлению альтернативного взгляда на предмет психологии. Благодаря этому стало возможно заниматься психологией животных в том смысле, в каком этот термин вошел в обиход американских психологов, стремившихся превратить психологию в естественную науку. Любопытно, что Болдуин способствовал приглашению в университет Джонса Хопкинса бихе- виориста и зоопсихолога Уотсона, для которого психология сводилась к изучению различных поведенческих функций. Приверженность функциональным объяснениям была продиктована и практическими интересами. Указывая на адаптивный характер психики и поведения, психологи смогли убедить потенциальных спонсоров в своей способности решать социальные и человеческие проблемы. Именно это стало ключевым фактором, определившим масштабные успехи психологии в XX столетии, как будет показано в следующих главах.