Когда я ближе познакомился с донной, то обнаружил, что она довольно образованна. У нее была отлично подобранная библиотека, она пленяла своей речью и хорошими манерами. Долина пальм вскоре стала для меня маленьким раем, несмотря на замечания Рамоса, что в ней обитал ангел и дьявол одновременно. И я убедился, что это правда, в течение недели со дня, когда стал там жить. Она могла соблазнить ангела, полагаю, и я стал глупцом и злодеем. Она клялась, что полюбила меня со дня первой встречи, но в ее глазах мелькало нечто заставлявшее меня чувствовать неловкость. Временами она казалась безыскусной, как ребенок, но затем становилась коварной без всякой меры. Несмотря на ее двадцать лет, она была опытнее меня и моего дяди. Неудивительно, что мы оба были очарованы ею и оба обмануты.
Хорошая погода способствовала усилению активности в Нью-Тире и на всем побережье. Диего Рамос сходил на каботажном судне к реке Конго, и Педро Бланко с нашим добродушным голландцем совершили вояж в Сенегал на французском невольничьем корабле. К концу года возникла необходимость послать курьера в Рио-Бассо для приглашения одного-двух кораблей с целью освободить нас от большого скопления рабов, ожидавших погрузки в загонах Гамбии. Мой дядя не желал бросать прелести долины пальм, он послал курьером мексиканца Бласа Ковадо с секретными инструкциями. Тот оставил Нью-Тир на борту маленького шлюпа и вернулся в должное время, однако вместо того, чтобы привести невольничье судно, он явился на палубе британского крейсера, который бросил якорь напротив нашей фактории, высадил сто матросов и овладел местом от имени губернатора Сьерра-Леоне.
Это было как удар грома. Дон Рикардо мог едва поверить своим глазам, когда оказался вместе со мной и тремя другими белыми людьми, вызванным к капитану военного шлюпа его британского величества «Принцесса Каролина». Дядю обвинили в содержании рабовладельческого учреждения «вопреки миролюбию и достоинству правительства его величества». Он доказывал, конечно, свою невиновность и спросил, на каком основании британцы вторглись в факторию, над которой развевался португальский флаг.
– На том основании, – ответил британский офицер, – что вы не португалец, а гнусный английский беглец и бродяга работорговец!
Дядя отпрянул, и в его глазах мелькнул недобрый огонек, который я часто наблюдал в прошлом. Однако он проявил удивительную сдержанность.
– Можно спросить, что вы собираетесь делать в моем доме и под этим флагом? – поинтересовался он, указывая на флаг в нашем флагштоке перед верандой, где мы стояли.
– Сжечь дом и спустить флаг, – грозно ответил британский капитан. – Но сначала мы отошлем вас и ваших подчиненных на борт корабля! Эй, мистер Бейли, – продолжил он, обращаясь к гардемарину, – свяжите запястья этим разбойникам и отведите их к лодкам.
Молодой офицер козырнул. В ряду морских пехотинцев и матросов, выстроившихся на траве перед большой площадкой резиденции, прошло шевеление, когда дядя внезапно сунул руки под свою расстегнутую на груди синюю рубашку и достал два пистолета.
– Капитан, – произнес он сквозь стиснутые зубы, – я требую отменить приказание. Если ваш человек попытается надеть наручники на кого-нибудь из нас, я разнесу его мозги, даже если умру после этого!
Багровое лицо англичанина на мгновение побледнело, когда он увидел, что один ствол направлен в его грудь, а другой – нацелен на подчиненного. Выругавшись, он указал на мексиканца Бласа Ковадо, который как раз появился между двумя матросами.
– Веских доказательств достаточно, чтобы вас повесить! – выпалил он. – Он вам расскажет, что от загонов вашего Рио-Бассо не осталось ни одного камня, как не останется завтра утром ни одного камня от этого места, будь я проклят. Матросы, выполняйте свой долг!