История Рай-авеню

Артисты молча слушали его. Уилли посадил девушку рядом с ее любовником. Они должны были нежно касаться друг друга перед началом съемок.

Наконец съемки начались. Любовники двигались медленно, осторожно, выражая любовь к друг другу, как он учил их. Они смотрели в глаза друг другу. Их связь сначала была духовной, а потом так естественно перешла в чувственную, что Уилли был поражен тем, что видел.

Появился халиф, и съемки продолжились.

После того как халиф овладел своей рабыней, в шатер вошел слуга. Он нес голову убитого раба. Это была настоящая голова. Актер в последний раз появился на экране.

Девушка, сначала не вполне осознавая то, что видит, заморгала глазами и вскрикнула. Потом начала вставать с пола, но сильные руки халифа удержали ее. Она начала кричать, но он зажал ей рот, а потом приник к ее губам в поцелуе. Он вонзил кинжал ей в горло и отпрянул, когда кровь залила обнаженную девушку. Он поднял над ее головой свои окровавленные руки и зарыдал. Его лицо выражало страдание, голос дрожал.

— Я так любил ее. Почему она предала меня? О, почему?

Картина кончилась кадром, показывающим мертвую рабыню, тело которой было в той же позиции, в какой девушка занималась любовью. Уилли смотрел на нее. Зеленоватые глаза ее широко открыты, рот искажен ужасом.

Это была самая реалистическая кинокартина, когда-либо созданная, и, конечно, она стала классикой порнографии.

Уилли Пейсеку заплатили двадцать тысяч долларов за этот фильм, в титрах которой не значилось его имени.

Глава 12

В день свадьбы Данте Данжело казалось, что все это происходит не с ним. Простому мальчику с Рай-авеню все это могло только присниться.

Его отец, Доминик Данжело, прибыл в Нью-Йорк в начале века, он был робким четырнадцатилетним мальчиком, в одежде, сшитой для него матерью, живущей в Сицилии. У него имелись пять американских долларов и адрес его дяди.

Это был честный человек. Он обещал что-то кому-то только тогда, когда знал наверняка, что сдержит слово. Каждый день усердно трудился, не принимая никаких подачек, и молился за свою мать, братьев и сестер. Когда он женился, то послал домой фотографию жены.

Он никогда не бесчестил женщин и не позволил бы никому бесчестить своих сестер. Он воспитывал своих детей добрыми католиками и достойными людьми.

Жил Доминик на грани нищеты, брался за любую физическую работу. Никогда не уходил с работы раньше времени и никогда не требовал больше денег, чем заработал. В течение семи лет копил доллары, чтобы открыть собственное дело. Он был хорошим сапожником. Хотя в Америке много магазинов, где продавалась различная обувь, носилась она не очень хорошо. Он не производил обувь, он ремонтировал ее. Делал специальные железные набойки на мысках и задниках детских ботинок, потому что знал — у детей обувь стаптывается прежде всего в этих местах. Эти набойки радовали детей и доставляли удовольствие их родителям. В конце концов, обувь стоила дорого и должна была носиться как можно дольше.

По воскресеньям после посещения церкви и генеральной уборки в своей квартире, которая находилась в заднем помещении его мастерской, он шел по Фордхэм-роуд и затем сворачивал на авеню Батгейт. Здесь находились лотки с фруктами и овощами, тут торговали только чистыми продуктами. Хотя он редко покупал что-то кроме фруктов и овощей. Дон Данжело любил походить вдоль лотков и посмотреть на товар. Здесь было много различных магазинов одежды, комиссионные магазины, где можно купить слегка поношенный пиджак и брюки, выцветшую рубашку или бракованные носки.

Матери тащили кричащих детей в магазины и вытаскивали их оттуда, прикидывая, подойдет ли им та или иная одежда, примеряя прямо на них.

Мужчины стояли возле магазинов, покуривая и болтая о работе, политике и других делах. Дон держался тех, кто говорит по-итальянски. В их кругу он чувствовал себя как дома.

Он редко заговаривал с кем-либо. Был очень застенчив.

Каждую неделю он шел к лоткам, находящимся возле компании по продаже овощей и фруктов, принадлежащей братьям Руччи, и покупал всегда одно и то же — три красных яблока, два желтых яблока, два апельсина и три банана.

Полная, смышленая на вид продавщица лет пятнадцати по имени Анжела Руччи, улыбалась, махала ему рукой и говорила:

— Не говорите, я сама угадаю.

Она клала в его сумку то, в чем он нуждался, и Дон Данжело возвращался домой на 181-ю улицу вне себя от радости. Она заметила его. Помнила его.

Семья не одобряла ее выбор. У него была всего одна сапожная мастерская, и все. У него здесь нет никаких родственников. Какую жизнь он может предложить их младшей сестре? Анжела была сиротой, живущей с женатыми братьями, и членом большой, зажиточной семьи, которая владела не только магазином, но и двумя двухэтажными домами, расположенными в конце улицы. И они собирались купить еще два дома, чтобы жить одной большой семьей.