История Рай-авеню

— Я хочу встретиться с тобой, Джин. Как только впервые услышал твое выступление по радио, мне в голову пришла одна мысль. Поэтому-то я и пришел на этот завтрак. Хотел повидаться с тобой. Сейчас я работаю на телевидении, в одной детской передаче, которая пользуется успехом. Мне показалось, что ты попусту теряешь время, собирая эти жалкие подачки день за днем. Все эти завтраки тебе не надоели? Я предлагаю тебе обратиться сразу к миллионам — буквально к миллионам людей.

Джин задумчиво посмотрел на Уилли:

— Позвони моему помощнику, отцу Рэндолу, и договорись с ним о встрече, — он сделал жест в сторону молодого священника, который протянул Уилли визитную карточку.

— Рад был видеть тебя, Уилли, — он улыбнулся. — Боже мой, Уилли Пейсек. Извини, Уилли Писс. Хорошая фамилия. Мне надо привыкнуть к ней. И к тому, как ты выглядишь.

— А мне надо привыкнуть называть тебя монсиньором.

— Называй меня просто Джин. В конце концов, мы же росли вместе в Бронксе.

— Да, росли, — Уилли резко кивнул и пошел к выходу, но остановился и обратился к священнику.

— Да, кстати, Джин, — сказал он, — чек, который я вручил тебе, это мой личный вклад в твой детский фонд. Десять тысяч долларов. До встречи.

Глава 17

В течение последующего года Юджин О’Брайн установил плотный контакт с телевидением. Его жизнь вступила в новое измерение с того момента, как он предстал перед телекамерой и по знаку оператора начал говорить.

Сначала телевизионное начальство было недовольно. Они не могли поверить в то, что телезрители могут в течение часа слушать «говорящую голову». К тому же эта голова говорила о религии. И все это в лучшее телевремя! Уилли Писс, несомненно, замечательный режиссер и ведущий детской телепрограммы, выходящей в эфир по субботам, но как он может предлагать этого священника? «Вас приветствует монсиньор Юджин О’Брайн». Да уж.

Они не знали, что и думать по этому поводу. Они еще не видели Джина. Но когда вся страна увидела его на экране, когда о нем узнали благодаря интересным рецензиям в газетах, люди полюбили его программу.

Казалось, что этот священник создан для телевидения, а оно — для него. Он выглядел очень эффектно, хотя на нем была простая сутана с белым воротничком. Он согласился на то, чтобы его волосы взбрызнули специальным лаком, а на лицо наложили грим: кожа у него слишком светлая, и он не очень бы смотрелся при ярком свете. Но телезрителей гипнотизировали его глаза и его невероятно музыкальный голос. Он полностью подходил этому новому средству коммуникации, и его часовое телевыступление было никому не в тягость.

Джин обращался к нации, которая переживала подъем, жила надеждами и хотела услышать о новых возможностях и о реализации своих надежд. Он осторожно напоминал им, что они живут не в идеальном мире, пусть даже они страдали в течение четырех лет войны и теперь вправе ожидать перемен к лучшему в быстро развивающихся США.

— Существует новая опасность, продолжается война за умы и души. Мы должны всячески выявлять нашего врага. Это дело как каждого отдельного человека, так и всей нации.

Он говорил о коммунистической угрозе. Он предупреждал, что враждебная пропаганда просачивается в романы, на страницы газет, в кинофильмы, на радио и телевидение. Объяснял телезрителям, как им следует слушать, читать и понимать. Рассказывал о вашингтонском судебном разбирательстве, о голливудской десятке[14] нелояльных деятелей, о потенциальных подрывных элементах среди писателей и профессоров, которые развращают молодежь.

Коммунизм и борьба с ним были основной темой его бесед. Но он всегда заканчивал свои выступления на оптимистической ноте. Опять и опять вспоминал маленького прокаженного, который спрашивал его: как я могу еще больше любить Бога?

— Он не имел в виду то, что хочет заключить сделку с Богом. Вы знаете, о чем я говорю. Дети молятся Богу и просят у него, чтобы он помог им сдать экзамен, и тогда они обещают ему совершить тот или иной хороший поступок. Бизнесмены просят Бога помочь им совершить ту или иную сделку, тогда они пожертвуют энную денежную сумму на нужды церкви.

Он говорил просто, с юмором, с пониманием того, что человек слаб. Давал понять, что и он грешник, который не может сравниться с тем умирающим мальчиком в его любви к Богу.

— Но мы должны стараться изо всех сил любить нашего Бога.

Заканчивая выступление, он устремлял свой проникающий взор прямо в сердца и души телезрителей:

— Я буду молиться о том, чтобы на вас снизошла благодать Божья. Я прошу вас молиться за меня. Спасибо вам, и да благословит вас Господь.

Красивое, загадочное лицо монсиньора О’Брайна исчезало с экрана.

У него были коммерческие спонсоры. Одна минута рекламы на его программе ценилась так же, как на самых популярных развлекательных программах.

О чем бы он ни говорил — о помощи миссионеров, о деньгах, в которых нуждаются монахини, преподающие в школах, или о малоимущих молодых священниках, все это находило самый живой отклик по всей стране, и тотчас же начинался сбор средств.