История Рампы. (THE RAMPA STORY)

— Лобсанг! Ты опять погрузился в мечтания! Еда, Лобсанг! Перед тобой Еда, а ты, именно ты ее и не видишь.

Добродушно-насмешливый голос вернул меня к действительности, и я почти автоматически потянулся за сладким сахарным печеньем, от которого был без ума. Это печенье доставлялось из далекой Индии для Далай-Ламы, но благодаря его доброте кое-что перепадало и мне. Некоторое время мы сидели и ели, вернее, я ел, а Лама наблюдал за мной с благодушной улыбкой.

— А теперь, Лобсанг, — сказал он, когда я дал понять, что насытился, — что же все-таки произошло?

— Учитель, — ответил я, — я размышлял об ужасной Карме монаха, который умер. Должно быть, много жизней назад он был очень дурным человеком. Думая об этом, я совсем позабыл о храмовой службе, и проктор налетел на меня, прежде чем я успел сбежать.

Он разразился громким хохотом.

— Стало быть, Лобсанг, ты бы попытался избежать своей Кармы, если бы смог!

Я ответил ему угрюмым взглядом, так как знал, что вряд ли кому-нибудь удалось бы убежать от наших надзирателей, прекрасных атлетов и легконогих бегунов.

— Лобсанг, поговорим о Карме. О, как превратно понимает ее кое-кто даже здесь, в стенах этого Храма. Сядь поудобнее, ибо разговор об этом у нас получится долгий.

Я чуть повозился на месте, делая вид, что «устраиваюсь поудобнее». Мне ужасно хотелось выйти на воздух вместе с остальными, а не сидеть здесь, выслушивая лекцию. Ибо даже у такого великого человека, как лама Мингьяр Дондуп, лекция была лекцией, как приятное на вкус лекарство все равно остается лекарством.

— Все это ты уже знаешь, Лобсанг, во всяком случае, должен знать, если внимательно слушал учителей (в чем я сомневаюсь!), но я вновь напомню тебе об этом, так как боюсь, что твое внимание все еще несколько рассеянно.

При этих словах он вперил в меня пронизывающий взгляд и продолжал:

— Мы приходим на эту Землю, как приходим в школу. Мы приходим усваивать уроки. При первом посещении школы мы оказываемся в самом младшем классе, ибо мы невежественны и пока еще ничему не научились. В конце отпущенного нам срока мы либо успешно сдаем экзамены, либо их проваливаем. Если мы сдаем их успешно, то, возвращаясь с каникул, переходим в старший класс. Если терпим неудачу, то возвращаемся в тот же самый класс. Если же мы проваливаем, скажем, один какой-нибудь предмет, то нам может быть позволено перейти в старший класс, однако и там мы должны будем изучать предмет, на котором провалились.

Это был разговор на хорошо понятном мне языке. Уж я-то все знал и об экзаменах, и о заваливании отдельных предметов, и о переходах в высшие классы, конкурируя со старшими мальчиками, а еще о занятиях во время, считавшееся свободным, под орлиным взглядом какого-нибудь поросшего плесенью престарелого ламы-учителя, давно забывшего о тех днях, когда он сам был мальчишкой.

Раздался громкий стук, и я так подскочил в испуге, что чуть не оторвался от земли.

— Ах, Лобсанг, значит, какая-то реакция все же имеется, — сказал мой Наставник, со смехом ставя на место серебряный колокольчик, который намеренно обронил у меня за спиной. — Я уже несколько раз обращался к тебе, но твои мысли блуждали где-то далеко.

— Простите, Достопочтенный Лама, — ответил я, — но я только думал о том, как понятна и доходчива ваша лекция. Подавив улыбку, лама продолжал:

— Мы приходим на эту Землю, как дети приходят в класс. Если в течение жизни мы преуспеваем в науках и постигаем то, ради чего пришли, то мы продвигаемся дальше и возобновляем жизнь на более высоком уровне. Если же мы не усваиваем преподанных уроков, мы возвращаемся в почти аналогичные прежним тело и условия жизни. Бывает так, что человек в своей прежней жизни был очень жесток с окружающими. Тогда он должен вернуться на Землю и постараться искупить свои проступки. Он должен вернуться и проявить доброту к людям. Многие величайшие реформаторы в этой жизни были в прошлом преступниками. Так и вращается Колесо Жизни, принося вначале богатство одному и нищету другому, а сегодняшний нищий завтра может оказаться принцем, и так это продолжается из одной жизни в другую.

— Но Достопочтенный Лама, — перебил я, — означает ли это, что сегодняшний одноногий нищий должен в иной жизни отсечь ногу кому-нибудь другому?

— Нет, Лобсанг, не означает. Это значит, что этому человеку необходимо было жить в бедности и потерять ногу, чтобы хорошенько усвоить свой урок. Если тебе надо заняться арифметикой, ты берешься за счеты и грифельную доску. Если ты намерен учиться на резчика, ты берешь в руки нож и кусок дерева. Ты подбираешь инструменты, подходящие для решения конкретной задачи. То же самое относится к нашему телу. Тело и условия жизни в наибольшей степени соответствуют тому заданию, которое нам предстоит исполнить.

Я вспомнил об умершем старом монахе. Он вечно сетовал на свою «плохую Карму» и предавался раздумьям, что он мог такого совершить, чтобы заслужить такую тяжкую жизнь.