История, рассказанная в полночь

— Слухи о том, будто она… понимаешь, о ком я? Кстати, ты знал, что она — из богатой семьи, денежки у нее водились немалые? Так вот, говорят, заплатила она кругленькую сумму кое-кому… догадываешься, о ком я? Заплатила за то, чтобы кое-кто лично в твое дело вмешался, и срок тебе поменял. А так как кое-кто больше всего на свете любит золото… да и сумма, говорят, была солидная, то этот «кое-кто» согласился. Для него-то это просто — приказал кому надо — и, готово, дело в колпаке!

Куксон умолк. Стало слышно, как галдит воронье на крышах, переговариваются возле входа стражники, и только бурубуру, одноглазые колдуны, облаченные в длинные синие балахоны скользили по тюремному двору безмолвными зловещими тенями.

— Теперь все ясно, — медленно проговорил Синджей. — Она к тому моменту уже почти стала хогленом, прониклась их духом. Хоглены всегда мстят за своих убитых, это у них в крови. Она могла бы меня убить, но не захотела, придумала кое-что пострашней пожизненный срок, каторгу. Это хуже, чем смерть.

Он бросил на гоблина хмурый взгляд.

— А тебе, Куксон, случайно, с этих денег ничего не перепало? Может, ты поэтому и в суде выступал?

Куксон позеленел от возмущения.

— Что?! Да как ты…да я…

Синджей усмехнулся.

— Ладно, не кипятись. Ты все от чистого сердца делал: и меня топил, и хоглена защищал. Глупый гоблин…

Обвинение в глупости Куксон снес безропотно, хотя Синджей, разумеется, неправ был: гоблины умны и отличаются завидным здравомыслиям, это всем известно!

— И еще кое-что, — пробормотал Куксон. — Ты был прав: от хогленов не сбежишь! Если они кого и отпустят, то только потому, что пленник уже и сам лесным людоедом сделался…

Синджей прищурился.

— А, теперь и ты это понял? Откуда сведения?

Куксон затеребил кисточку колпака.

— Лесных троллей порасспросил…

— Троллей? Как тебе удалось?

— Да уж удалось, — уклончиво ответил гоблин Куксон, не вдаваясь в подробности.

Синджей принялся мерить камеру шагами: три шага туда, три шага — обратно.

— Я же тебе говорил, Куксон! Еще тогда, два года назад! Я предупреждал насчет нее!

Гоблин снова безжалостно затеребил кисточку.

— Помню, помню! Были у меня тогда сомнения после твоих слов, — признался он. — Я интересовался у его милости… — Куксон спохватился и поправился: — Спрашивал кое у кого насчет нее. Спросил: правда ли, что хоглены отпускают только тех, кто обращаться начал?

Гоблин сокрушенно вздохнул.

В ушах зазвучал голос мага Хронофела — благодушный, снисходительный: «Опытные маги все проверили, Куксон. Женщине несказанно повезло из их лап вырваться, она, можно сказать, второй раз на свет родилась!».

— А больше и спрашивать-то не у кого было: хоглены по другую сторону гор скрытно живут, никто о них толком ничего не знал, — продолжал гоблин. — И трактира, где лесного тролля встретить можно и расспросить, в Лангедаке тогда не имелось…

Куксон с досадой дернул кисточку и оторвал.

Ведь были, были у него подозрения! Но его милость говорил так убедительно, так уверенно… как не поверить?! Он, Куксон, и успокоил себя мыслью, что это его не касается, судейские сами разберутся. Вот и разобрались…

— Что ж, Куксон, — бросил Синджей, по-прежнему меряя щагами крошечную клетушку. — Я так понимаю, что коль в этом деле сам Хро… сам кое-кто замешан, нечего и надеяться, что дело пересмотрят?

Куксон спрятал в карман оторванную кисточку, нахлобучил колпак и развел руками.

— Ясно, — пробормотал Синджей. — Ясно…

— Да… — вздохнул Куксон. — Так что я хотел бы…

Он собрался с духом:

— Словом, приношу свои извинения за то, что невольно способствовал… если бы я только знал!

Синджей хмыкнул.

— И что бы сделал? Если б ты и знал правду, против Хро… против кое-кого все равно никогда бы не пошел. Характер у тебя не тот!

От пренебрежения, прозвучавшего в голосе Синдея, слов кровь почтенного гоблина так и вскипела, а глаза сверкнули желтым огнем.

— Характер?! Да я… — бурля от негодования, начал гоблин, но Синджей перебил.

— Умолкни, Куксон. Тебе известно, где сейчас эта женщина?

— Характер у гоблинов, между прочим…

— Заткнись, я сказал!

Гоблин, возмущенный донельзя, умолк.

— Знаешь, где она сейчас? — повторил Синджей.

Куксон еще немного покипятился — слов нет, как оскорбительно такие слова услышать! Он-то, Куксон, справедливо полагал, что характер у него отличный, много прекрасных качеств имеется: и рассудителен он, и умен, и аккуратен, внимателен, и на своем умеет настоять, когда требуется — и вдруг такое!

Куксон одернул куртку, выпрямился: вспомнил, что намерен был держаться с достоинством и на глупые слова внимания не обращать.

— Знаю, — сухо сказал он.

Синджей тут же оказался у решетки.

— Где?

Даже не поинтересовался, легко ли было Куксону такие сведения раздобыть. А вот попробовал бы сам битый час с лесными троллями толковать! Это тебе не в камере прохлаждаться!

— Она в Ивовой заводи проживает. Крошечный городок на берегу реки, день пути отсюда, — пояснил Куксон. — Перебралась туда пару лет назад, после того, как…

Синджей впился в гоблина глазами.

— Часто ли там пропадают люди?

Гоблин снова вздохнул.