История, рассказанная в полночь

— Наша ошибочка! Молодое винцо оказалось уж больно забористым…

Остальные клуриконы дружно закивали, соглашаясь.

Мол, не виноваты они, старались, как лучше, кто ж знал, что так получится? Если б знали, они бы и близко к бочке с тем вином не подошли! Кстати, а велик ли погреб, где службу нести придется? Сколько бочек на хранении?

— Восемьсот пятьдесят три, — вслух прочитал Куксон в заявке.

Яс-Берень подскочил на кресле.

— Сколько? Восемьсот пятьдесят три?! Так, Куксон, нам пора! Рады, как говорится, были тебя повидать, здоровьица тебе и да не прокиснет вино в твоем погребе! Все, в дорогу!

— Стой! Распишись вот здесь!

Пока Яс-Берень, высунув от усердия язык, выводил подпись, Куксон времени зря не терял, пытался клуриконов вразумить:

— Жалоб на вас необыкновенное количество! Вы же не только пьете и буяните, но еще и тащите все, что плохо лежит! Вот в прошлом месяце из Студеного ручья булочник записку прислал, говорит, зашли к нему в лавку три клурикона… смекаете, о ком он?

— Понятия не имеем! — вытаращил глаза Яс-Берень.

— Купили булку за медный нуобл.

— Вот видишь! Мы же честно расплатились!

— Ты погоди, — остановил его Куксон, разворачивая записку. — Послушай, что он дальше пишет. «Из лавки пропало: четыре коробки мятных пряников, корзина яиц, метла и угольные щипцы, деревянная лопата для хлеба и две бутылки медовой наливки». Лопата-то вам зачем понадобилась?!

— Это не мы!

— А кто?

— Клянусь, не мы! Булочника этого помню прекрасно: хороший человек. А у хороших людей мы не вору… ничего не заимствуем. Такое уж у нас правило! Вот тебя, к примеру, взять. Да чтоб мне вина никогда в жизни больше не выпить, если я когда-нибудь у тебя что-нибудь свору… позаимствую! Да я и помыслить об этом не могу! Мы тебя уважаем и чтим!

Вот и поговори с ним. Куксон только рукой махнул:

— Убирайтесь с глаз моих долой!

Клуриконы вывалились за дверь и тут же завопили песню.

— Надоедливы, хуже осенних мух, — бормотал гоблин, пробегая глазами заявку. — Одна надежда: до весны их не увижу….

Он потянулся за пером, чтобы поставить на бумаге свою подпись (так полагалось), но на серебряной подставке его не обнаружилось. Собственно говоря, и самой подставки (старинное серебро, украшено горными самоцветами, подарок на столетний юбилей) тоже не было. Вместе с ней бесследно исчезли и купленные по баснословной цене перья (жемчужная цапля, редчайший экземпляр. Удалось по случаю приобрести, гоблин Куксон питал слабость к хорошей бумаге и перьям).

— Ах вы, пьяницы проклятые!

Куксон выскочил в коридор. Издалека еще доносилось нестройное пение клуриконов.

— Яс-Берень! Яс-Берень! А ну, стой!

Пение смолкло, послышался топот: клуриконы улепетывали со всех ног. Оглушительно хлопнула внизу входная дверь.

— Чтоб вам трезвенниками умереть! — в сердцах воскликнул гоблин и вернулся в кабинет.

Посидел, глядя на то место, где совсем недавно красовались на подставке роскошные перья (предмет зависти всего Ведомства), вздохнул и вынул из ящика запасные: самые обычные, гусиные. Нужно было опись возвращенных заклятий составить (казначей о ней уже спрашивал), но сегодня и поважней дела имелись, так что Куксон опись отложил, а вместо этого достал папку с надписью: «Создание новых заклятий». Полистал, подумал, выбрал парочку густо исписанных листов и принялся внимательно изучать. Все новые заклинания проходили проверку и утверждались лично главой Гильдии. Те, что гоблин Куксон изучал, уже были одобрены, теперь полагалось их передать в казначейство, чтобы каждому новоизобретенному заклятью была присвоена цена. А уж после этого заклинания можно было и в продажу пускать. Добрый час просидел над бумагами Куксон, решил даже, не полагаясь на память, выписать кое-что, но едва вывел первую строчку, как в дверь постучали: деликатно, негромко. Куксон сразу понял: дама.

И не ошибся.

…Хисольта, предсказательница.

Среднего возраста женщина, не молодая, не старая, внешности прямо-таки выдающейся: кожа белая, солнцем не тронутая, глаза лисьи, волосы длинные, золотисто-рыжие, замысловато уложены. Волосы-то у Хисольты — главное украшение: густые, вьющиеся, глаз не оторвать. Если распустит — до пола достают, так говорили те, кому это лицезреть доводилось. Сам-то Куксон, слава небесам, такое не видел, и видеть не торопился: наслышан был, что происходит с теми, кто распущенными волосами рыжеволосой красавицы любовался.

— Приветствую в Ландедаке! Присаживайся, Хисольта, — гостеприимно промолвил гоблин, указывая на кресло. — Вот и ты вместе с первым снежком к нам прилетела. Это хорошо…

Он открыл папку с надписью: «Предсказатели: кратковременные прогнозы и долгосрочные предсказания. Хрустальный шар, кофейная гуща, магический кристалл и прочее» и зашуршал бумагами.

— Есть ли стоящие заявки? — поинтересовалась Хисольта. Голос у нее нежный, мелодичный, точно хрустальный колокольчик звенит. — Желает ли кто-нибудь из обеспеченных клиентов узнать свою судьбу? Сам понимаешь: узнаешь будущее, убережешься от ошибки. Для богатых людей это особенно важно!