История Разума в галактике. Человек. Женщина: Исповедь Истерички (СИ)

Поймите меня правильно: сам по себе, туман не страшен. Чудовища, сами по себе, тоже страшны не очень – притерпелись уже к ним. Но соединения свойств того и другого… магически усиливает ваши страхи. Вы знаете, что чудовище поблизости, здесь оно, вот, но туман скрывает его, и вы начинаете рисовать в распаленном сознании картины, одна ужасней другой. Картины детских страхов, перед которыми вы особенно беззащитны, всплывают в вашем мозгу. Туман заставляет звуки разлетаться дальше, заставляет их разбиваться на тысячи эхо, и вы, слыша своего врага, слыша отчетливо любое его движение, не способны понять, спереди он или сзади, а может справа? Или слева? Вы знаете, что ОНО вот – рядом, но вы не видите его. Не видите где оно, как оно выглядит, и оно начинает казаться вам вездесущим, кажется вам ВСЕМ, Абсолютным Злом, намеренным поглотить вас. Вы не готовы к схватке с ним. Вы, БОИТЕСЬ.

Вот чем для нас стал тот туман. Он отнимет силы и готовность к бою. Он возрождает детские страхи. Страхи, которые сильнее нас, и так отнимает мужество и силу. И у нас не было часов – последний оплот определенности давно исчез, и мы остались, каждый – наедине со своими детскими страхами.

Вот почему мы снова нырнули в пещерную тьму. Там оставался ОН, не последовавший за нами наружу – Незнакомец, единственный взрослый человек, оставшийся около нас, после того, как перед туманом, мы стали детьми.

При нашем появлении, он нас, как всегда, обрадовал хорошими новостями. Ну вот, следующая станция – наша. Остался только самый трудный участок пути, и все… Начинается густонаселенный район. Полагаю, у нас есть пара часов до того, как местные живчики доберутся до нас. А потом, нам понадобятся все силы для знакомства с ними. (Он сказал – «Нам»!) А пока предлагаю вам позавтракать, а потом отдохнуть. Когда придет время, я вас разбужу.

Сон – это было так естественно. Лесной сок – Сон – Еда; вспышка физических сил, потом истощение: голод и усталость – на секунду я отчаялась, на мгновение мне показалось, что кроме этого, в нашей жизни ничего нет, – но только на мгновение. Вслух, разумеется, я ничего не сказала. И никто ничего не сказал. Не то, что бы не нашлось охотников рисковать, нечаянным словом разбудить Его гнев. (Часть из нас была не настолько умна, остальные – не настолько осторожны.) Просто сказать было нечего, все и без того было ясно. А еще мне (нам) не хотелось с ним разговаривать, не о чем было говорить. Наверно это была обида. Или душевная усталость. А впрочем, – не помню.

На этот раз меня дергали за ногу, дергали долго – настойчиво, если не сказать – грубо. С трудом я разлепила веки, – и тут же широко распахнула глаза.

Мир вокруг купался в медовом свете. Вся пещера мерцала медовым светом. Теплая желтизна струилась от пола, отбрасывая на стены, свод оранжевые полутени, загадочно колыхавшиеся под дуновениями только им ведомых ветерков. И на это ласковое сияние отзывалась вся поверхность пещеры, каждым своим зеркальным участочком, каждой щербиной, каждой трещиной отражая в пещеру свет переломленным тысячекратно, насыщая воздух вокруг нас бесчисленными мерцаниями, отзывавшимися на каждое движение теней. И Аромат, – в пещере разливался чарующее благоухание, не знакомое мне до тех пор, и после того не встречавшееся никогда и нигде, – чужой аромат. А источником этого чуда были фонарики, похожие на китайские – не такие изящные, но не менее фантастические. Считанное их количество настолько расчетливо были рассеяны по пещере, что их свет достигал самых укромных ее уголков. Это было так… прекрасно, – сказочно и прекрасно.