История разведенной арфистки

– Вы уверены, что это адрес, который вам нужен?

– Вне всякого сомнения, – со смешком заверила она и выскочила из машины.

Час был поздний, автомобилей почти не было видно – в отличие от множества ультраортодоксов. Словно муравьи, они входили и выходили, хлопая дверями многоквартирных домов.

У наружных дверей ее собственного дома очень старый человек в черном, почти невидимый в глубоких сумерках, стоял и махал ей шляпой.

– Ты, случайно, не Н'oга? – он произнес ее имя мягко, словно они должны были как-то знать друг друга, хотя она никогда с ним не встречалась. Что-то подсказывало ей, что это тот самый адвокат, который нацелился на их квартиру.

– До сих пор меня звали так, – ответила она дружелюбно.

– Но ведь ты живешь за границей, в Голландии? Верно?

– Вне всякого сомнения, – она повторила эту фразу, почему-то понравившуюся ей.

– Потому что если ты вернулась в Израиль, – продолжал этот человек, – ты должна знать, что твоя мать не может передать эту квартиру тебе, а ты, в свою очередь, не можешь даже арендовать ее у нее.

– Это еще почему?

– А потому, что эта квартира является объектом пожизненного найма, на договоре о котором значится одно-единственное имя – твоего отца. После его смерти у твоей матери есть гарантия, что за нею сохраняются все права защищаемого законом квартиросъемщика, за исключением одного – права сдавать квартиру кому бы то ни было.

– А квартира принадлежит вам?

– Я – доверенное лицо владельцев. Официальный хранитель, так сказать.

– Очень приятно.

– Соседи утверждают, что ваша мать убыла, так сказать… перебравшись куда-то…

– Ненадолго. И только что.

– Тогда я попрошу тебя вот о чем: скажи своей маме, что поверенный Столлер передает ей привет. Я был в хороших отношениях с твоим покойным отцом. Он приносил мне пустяковую сумму дважды в год. До тех пор, пока он жил, все было в порядке. Но сейчас – передай ей это от меня, жить возле собственного ее сына и внуков решение очень правильное и очень важное. Ну зачем ей жить отдельно, среди людей, чья нищета превращает их в странных фанатиков? А кроме того, мы хотели бы избавиться от этой квартиры… более того, у нас есть уже покупатели. Так что передай маме самые теплые мои пожелания. Если бы я нашел для себя самого в Тель-Авиве такое место, какое нашла себе она, я поступил бы точно так же еще много лет назад.

– Простите… а вы ультраортодокс?

– Я мог бы быть ультраортодоксом, захоти я, но до сих пор не нашел направления, которое бы мне подходило.

– А если я решу остаться здесь как дочь главы семьи… как ее часть?

– Если без матери – ничего не получится. У тебя нет законных прав квартиросъемщика. А кроме того – что бы ты стала делать в такой квартире? Она требует капитального ремонта. А тебе не хочется вернуться обратно в Голландию… к своему оркестру?

– Вы и об этом знаете?

– Я много чего знаю о вашей семье. Твой отец – да будет благословенна его память, любил шепнуть мне на ухо многое… в том числе и о тебе. Кстати, что ты сейчас делаешь в оркестре? Играешь на барабане?

– На арфе.

– Ну, это лучше. Достойнее.

– Любой музыкальный инструмент заслуживает уважения. Любой.

– Спорить с тобой не стану. Пусть будет так. Бесспорно – тебе виднее.

И приподняв свою шляпу, он распрощался с ней.

Свет в ванной комнате она, уходя, забыла выключить, но окно было закрыто.

Она разделась, но, перед тем как решить, в какой кровати устроиться на ночь, посидела перед телевизором, слушая выступление оркестра на эстраде, расположившейся посреди леса, где толпа в двадцать тысяч энтузиастов со всей Германии, сидя на траве, наслаждалась звуками популярной классики. Камера с любовью ласкала обнаженные плечи женщин, составлявших в оркестре большинство. Каких-нибудь пару лет назад она точно так же сидела, обнажив плечи, но с тех пор они стали полнее и, сравнивая их с тем, что она видела сейчас на экране телевизора, она вдруг подумала, как неэстетично выглядела бы она сама. А потому решила отныне не обнажать плечи, пусть даже Манфред (первая флейта) целовал их с неизменной нежностью и страстью.

12