История разведенной арфистки

– Нет, – в голос крикнула Нóга. – Ни за что… мне кажется, я отыграла свою роль. И больше я здесь не работаю.

Это решительное заявление остановило съемку. Тотчас же кто-то выкатил чайный столик, уставленный сэндвичами и бутылками сока, газированной водой и холодным чаем; оголодавшая съемочная группа моментально сгрудилась вокруг, сметая еду и питье, перемежая процесс поглощения пищи разговорами о делах – своих и не своих, которые легко можно было бы назвать кинематографическими сплетнями. И в то время, пока с Нóги смывали грим, к ней подошел актер и с чувством произнес:

– Надеюсь, я не причинил вам никаких повреждений?

– Нет, – заверила его Нóга. – Сначала вы меня испугали, но затем я ощутила, что вы тоже боитесь – того, что я нажалуюсь на вас организаторам.

Она была самым решительным образом настроена поскорее убраться отсюда, но режиссер перехватил ее и стал благодарить за решение продолжить съемку.

– Большое, большое спасибо. Мы получили от вас все, что хотели… и даже больше, – говорил он.

– А чего вы ожидали? – строптиво спросила она.

– Мы ожидали жалости и обиды, – был ответ. – А когда врач тоже удивил нас и понес вас к постели, мы до смерти испугались, что вы начнете сопротивляться… и тем больше было наше удивление тем, с каким достоинством и зрелостью вы отыграли этот эпизод.

– Значит, все-таки можно сказать, что я не просто какая-то первая попавшаяся под руку любительница, – похвалила она себя и поспешила к выходу из этого искусственного мира в мир настоящий.

Коридор, до того времени пустовавший, был теперь до предела забит участниками следующих съемок, которые должны были начаться ближе к вечеру. Ее удивило, что многие из них обращались к ней за информацией, со временем поняв, что причиной тому была небрежность ее одеяния, ибо на ней до сих пор был больничный халат, который следовало сменить на обычную одежду, и она, повернув обратно, снова устремилась к больничной палате, чтобы забрать пакет с одеждой, оставленный в инвалидной коляске… но дверь в палату оказалась закрытой. И если она полагала, что достаточно одного желания, чтобы покинуть место съемок – ее ждало разочарование. Ей стало абсолютно ясно, что в дальнейших съемках они отлично могут обойтись и без нее, а ей остается ждать только, пока кому-нибудь из съемочной группы захочется выйти покурить.

– Что случилось? Почему ты вернулась? – полюбопытствовал кто-то из младших администраторов.

– Меня смутила столь неприкрытая страсть, – ответила она со смехом, пусть даже несколько неестественным. – А кроме того, мне хотелось бы снова встретиться с собственной моей одеждой, которую ассистент, если я что-то не путаю, повесил на спинку инвалидного кресла.

К сожалению, оказалось, что именно это инвалидное кресло было сейчас зажато между двумя кроватями, и добраться до него представится возможность не раньше, чем закончатся съемки. Мужчина, вышедший покурить, отступил на несколько шагов, а докурив сигарету, раздавил окурок подошвой и зажег новую. «Не удалось покурить за целый день», – объяснил он. Но факт этот для Нóги вовсе не требовал объяснения. Какое ей дело, курит кто-то или нет. Более того, она стрельнула у него сигарету, на всякий случай поинтересовавшись, не знает ли он, как здесь дела обстоят с моргом.

Между сигаретами дверь приоткрылась, и он нырнул внутрь, полный желания спасти ее одежду, с тем чтобы она в привычном для себя виде могла вернуться к обычной жизни. Но пока она еще не нашла ее – и более того, не представляла, где она сможет найти отдельную, не занятую комнату, где она могла бы, переодевшись, полностью привести себя в порядок, – она решила попробовать – под видом медсестры разрешить загадку необъяснимого исчезновения Элиэзера, надеясь оставить ему персональный подарок перед тем, как покинуть страну.

Время от времени она озиралась, словно ожидая преследования. Мог ли это оказаться Элиэзер, отставленный от съемок и ожидающий подходящего момента, чтобы оказаться с нею рядом? Понять это было невозможно, потому что во время ночных съемок вся съемочная площадка превращалась в сумасшедший дом, в бедлам, заполненный толпами людей в пижамах и больничных халатах. Голова у нее разлеталась на части и она, без особого успеха, смотрела то влево, то вправо, тщетно пытаясь найти возможность вернуться в Иерусалим.

– В этот час? О, нет, мадам… Это слишком поздно, – заявило ей некое ответственное лицо. – Тем более что покинуть территорию порта – целое предприятие, поскольку для начала вы должны отметиться в портовой полиции, которая, скорее всего, уже закрылась. Но скажите, мадам, зачем вам возвращаться вообще? Ведь самое лучшее ожидает нас всех впереди.

– Впереди или позади, – резко оборвала она, – моя работа здесь окончена.

– Но даже если это и так, Нóга, – к ее изумлению этот совершенно незнакомый ей человек тоже знал ее имя, – подождите до утра, и вам подадут такой завтрак, что вы долго будете жалеть, если не попробуете его.