История религии (Том 2)

Между тем образ Давида, каким он предстает в Книгах Царств, несомненно, иной. Хотя его и отличает искренняя вера в Ягве и преданность Ему, тем не менее, он изображен там как истинный сын своего грубого времени. Это воин, борец, порой жестокий и коварный, человек, религия которого еще носит черты натурализма и антропоморфизма. Это очевидное противоречие выдвигает альтернативу: при характеристике Давида мы должны руководствоваться или Книгами Царств, или псалмами. Но, как мы видели (см. приложение 4), исторические книги Библии основаны на древних первоисточниках. А особой достоверностью отличается история Давида. Следовательно, именно они должны служить основой для восстановления облика Давида.

Однако в период развития текстуальной критики возникла противоположная легенде крайность. "Исторический Давид, - утверждал один из отечественных историков, - мог сочинять лишь светские военные гимны" (Н. Никольский. Царь Давид и псалмы. СПб., 1908, с. 28). Хотели доказать, что Давид якобы не имел никакого отношения к псалмам, а большую часть Псалтири относили к послепленной эпохе. Лишь 7-8 псалмы критики соглашались отнести к царскому времени, но и то ни один из них не приписывался самому Давиду.

В двадцатые годы нашего столетия, благодаря раскопкам в Рас-Шамре, библеисты впервые ознакомились с финикийской поэзией Угарита, которая относилась к очень древним временам (до XIV в. до н. э.). Сличение угаритской священной письменности с псалмами привело к пересмотру датировки псалмов.

"В свете Угаритских отрывков Ханаанской религиозной литературы, - писал В. Олбрайт, - многие псалмы могут быть отодвинуты назад к ранним временам Израиля, не позднее десятого века. Поэтому нет уже необходимости отрицать Давидово время их возникновения" (W. Albright. The Archaeology of Palestine, p. 226). Таким образом, крайности текстуальной критики оказались преодоленными.

Хотя археология не возвратила Давиду авторства, но произошло нечто аналогичное с авторством Моисея. Истина оказалась лежащей посередине.

Прежде всего следует сказать, что сама Библия не приписывает всей Псалтири Давиду. Многие псалмы в своем написании имеют другие имена (Пс 41-49, 72-84, 86-88), а многие безымянны. Семьдесят три псалма имеют надпись "ле Давид", что обычно истолковывается как обозначение авторства Давида. Но из них псалмы 5, 14, 62, 68, 137 говорят о храме Иерусалимском, который при Давиде не существовал, псалмы 13, 50 - о разрушении Иерусалима и вавилонском изгнании. Так называемые "Песни восхождения" (Пс 120-134)-это сборник гимнов, которые "должны были исполняться во время восхождения в храм, на каждой ступеньке по одной песне" (A. Weiser. Einleitung in das AT, S. 256).

Таким образом, почти треть книги уже по внешним признакам не может принадлежать Давиду. Но достоверные свидетельства Книг Царств указывают на то, что Давид, действительно, был певцом и музыкантом, что он слагал песни и религиозные гимны (1 Цар 16,17; 2 Цар 1,19 cл.; 6,5; 7,18 cл., 22). О поэтическом творчестве Давида говорится также в 1 Парал 16,7.

Какие же псалмы можно приписывать Давиду? Прежде всего некоторые из его гимнов вошли, очевидно, в другие, утерянные сборники. В частности, сюда относятся элегия на смерть Саула и элегия на смерть Авенира. Из тех же, которые вошли в Псалтирь, прежде всего следует указать на Пс 17. Красочный антропоморфизм в изображении Ягве, Который спешит на помощь царю, есть доказательство его древности и дает представление о подлинной религии Давида. Этот же псалом вкладывается в уста Давида в 2 Цар 22.

В Пс 23, в его второй половине, мы видим гимн в честь вхождения Ковчега. Уже со времени Соломона Ковчег стоял неприкосновенно в храме. Шествие Ягве на походном троне есть указание на досоломоново время.

Псалом 28 очень древен. Он настолько близок к угаритским гимнам, что Олбрайт даже готов видеть в нем переделку финикийского псалма (о сходстве образов псалма с ханаанскими поэтическими образами см.: J. McKenzie. The Book of Psalms, p. 45).

Псалом 8 отражает дух свободных кочевников. В нем нет упоминания о солнце, а говорится лишь о ночных светилах. Это черта, отличающая пастухов от земледельцев. Псалом может относиться и к додавидовому времени.

Наконец, Пс 67 указывает на Давидово время. Он начинается словами, которые были сигналом для поднятия Ковчега, и имеет много точек совпадения с угаритскими гимнами Ваалу.

Вероятно, этими псалмами нужно ограничиться, если мы ищем тексты Х в.

Откуда же появилась на другах псалмах надпись "ле Давид"? Опять-таки объяснение можно найти в свете угаритских памятников. "Надпись "ле Давид", говорит А. Вайсер, - вряд ли должна была первоначально называть автора... Более правильное значение этого выражения - "для Давида" - по аналогии с угаритскими параллелями - указывает на царя из рода Давида, для которого, как для члена династии и носителя обетования Давида и его "помазанника", подобает исполнять за праздничным богослужением соответствующие песнопения" (A. Weiser. Einleitung in das AT, S. 253).