История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 5. Вестники Царства Божия. Библейские пророки от Амоса до Реставрации (7-4 вв. до н. э.)

Ослабление Ниневии и проповеди Софонии произвели глубокое впечатление на молодого царя Иосию. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, он впервые всенародно объявил, что отвергает иноземные культы и будет отныне следовать вере своего праотца Давида [4].

Однако резко повернуть курс после полувекового засилья проассирийской партии было нелегко. Борьба при дворе длилась четыре года. В 628 году сторонники реформ и религии Ягве, вероятно, почти полностью победили. Это видно из того, что Иосия приказал выбросить из храма все изваяния ассирийских богов и разрушить их алтари.

Борьба за духовное возрождение шла рука об руку с борьбой за независимость и объединение страны. Когда в 626 году пришло известие, что правитель Вавилона Набопаласар порвал с Ниневией и в союзе с мидийцами начал против нее войну, Иосия решил, что время приспело: он повел свое войско на север и изгнал оттуда ассирийские гарнизоны. Поход сопровождался низвержением языческих эмблем. Впервые после разделения царств Палестина обретала единство, как при Давиде и Соломоне.

Казалось, рассвет Израиля, которого уже отчаялись ждать, наконец наступает. Даже пророк Софония смягчил тон своих проповедей. Тему Страшного Суда в них сменили предсказания о грядущем Царстве Божием. Он уже не называл День Ягве истребительным потопом; этот День рисовался ему как торжество «бедных» и «кротких», которое наступит, когда человечество будет прощено и обратится к истинному Богу:

Я дам народам уста чистые,
чтобы все призывали имя Ягве
и служили Ему единодушно.

Соф 3, 9

Только один человек в Иерусалиме не разделял общей радости и надежд. Это был Иеремия, сын Хилкии, молодой левит из Анатота. В 626 году в разгар патриотического движения он был призван на служение Слову Господню и должен был выступить против своего собственного народа.

* * *

Подобно тому как у смертного одра Северного царства Израиля стоял великий пророк Осия, так и фигура Иеремии возвышается скорбным силуэтом у конца Иудейского царства. Свидетелю его последнего взлета в годы Иосии, очевидцу Иерусалимской трагедии, Иеремии суждено было присутствовать при агонии страны и покинуть ее вместе со своим народом. Хотя он и не обладал призванием вождя, как Моисей или Илия, не был великим поэтом и основателем школы, как Исайя, тем не менее, он оставил неизгладимый след в религиозном сознании Ветхого Завета.

Не случайно о его жизни и личности Библия говорит больше, чем о прочих пророках, ибо Иеремия составляет целую эпоху в профетизме. Но если бы мы захотели искать у него каких-то новых доктрин, то нас ждало бы разочарование: почти все, чему учил Иеремия, было уже сказано его предшественниками. Однако при внимательном чтении его книги нетрудно уловить одну важную черту, которая объясняет тайну его влияния: от главы к главе в ней все яснее вырисовывается яркая живая индивидуальность автора. На фоне обличении и угроз, изрекаемых от лица Ягве, время от времени прорывается и собственный голос Иеремии, звучат слова, исполненные печали, жалоб, недоумений. У пророка нет уже цельности старых титанов Библии, он — сын другой эпохи, времени пробуждения личностного начала. Знаменательно, что он был современником Архилоха, первого греческого поэта-индивидуалиста. Пророк не похож на воина Ягве, беспрекословно исполняющего Его повеления, какими были Амос или Исайя, он нередко противится Богу. Если угодно, это — посланник, сохраняющий за собой право особого мнения о том, что ему велено возвещать. Дальше любого пророка отстоит Иеремия от восточного мистицизма с его растворением личности в экстазе. Он принужден бороться с собой, чтобы сохранить верность Божиему призыву. Страдалец Осия был его предтечей, но более всего он сходен с Иовом и некоторыми из псалмопевцев [5]. Человек, склонный к меланхолии, раздираемый противоречиями, привыкший видеть все в мрачном свете, Иеремия постоянно обуреваем сомнениями и мучится неразрешимыми вопросами.