История Рязанского княжества

Известно, какие глубокие корни в древней России пустило монашество и как быстро с XI столетия начало возрастать повсюду число монастырей. В Рязанском краю было также много обителей, как и в других местах; но очень немногие из них возводят свое происхождение к эпохе дотатарской. Источники указывают только на один Олегов монастырь, который существует до сих пор в 12 верстах от губернского города на высоком обрывистом берегу Оки; глубокою лощиною речки Гусевки он отделяется от того места, где лежал городок Ольгов. Основание обители положено великим князем рязанским Ингварем Игоревичем; он вместе с братьями Юрием и Олегом построил здесь храм во имя Богородицы. При заложении храма с князьями находилось 300 бояр и 600 простых дружинников; князья отдали в мона-{76}стырское владение 9 бортных участков и 5 погостов со всеми угодьями 2*1. Это тот самый Ингварь Игоревич, который в 1217 г. спасся от бойни, устроенной Глебом и Константином. В 1219 г. он окончательно победил братоубийц; очень может быть, что вслед за тем Ингварь выстроил монастырь в благодарность за свое спасение 2**2. К той же эпохе надобно отнести начало Богословского монастыря, если верить одному преданию, которое с ним связано 2***3.

______________

* 21 Акты Ист. I. № 2.

** 22 Последняя догадка встречается в статье "Олегов монастырь." Ряз. Вед. 1855 г. № 9.

*** 23 В монастыре находилась икона Иоанна Богослова, написанная в Царьграде каким-то Гусарем. Когда в 1237 г. Батый приблизился к обители с намерением расхитить ее сокровища, он был устрашен внезапным видением, и удалился, приложив к иконе в знак благоговения герб и золотую печать. См. рассуждение об этом предании у Тихомирова в его Арх. Исслед. (8-10 стр.) Богословский монастырь в настоящее время расположен на правом берегу Оки верстах в 30 выше Ольгова.

Несмотря на внешние признаки благочестия, нескоро обнаружилось в Рязанском краю смягчающее влияние христианства на народную нравственность. Этому благодетельному влиянию мешали многие обстоятельства, при которых складывался характер населения. Мещера, составлявшая главную массу населения, в течение всей русской истории играет страдательную роль, и очень немногими событиями обнаруживает свое существование; зато соплеменная с нею мордва, жившая далее к востоку, издавна является народом с самостоятельною деятельностью и с воинственным, беспокойным характером. В XII и XIII в. финский элемент, по-видимому, только начинал проникаться славянским началом, разумеется, перерабатывая по-своему и значительно искажая это начало. С другой стороны и господствующая часть населения не отличалась привлекательными свойствами. На рязанской украйне характер вятичей, к которым по всей вероятности принадлежало большинство рязанских колонистов, нескоро мог смягчиться при постоянных междоусобиях, при борьбе с соседними княжествами и в особенности со степными кочевниками. Последние также внесли свой варварский элемент в состав рязанского населения. Отсутствие безопасности и беспрерывный страх потерять свое иму-{77}щество, свободу и жизнь, конечно, оказывали неблагоприятное влияние на нравственное и материальное благосостояние народа. Отсюда понятно, почему Рязанское княжество отстало от других в деле образования, и жители его долго отличались дикостью, загрубелостью своих нравов.

Что касается до рязанских князей, то, бесспорно, это самая воинственная и беспокойная ветвь Рюрикова дома, в то же время самая жестокая и коварная; нигде не были так часты нарушение крестного целования, измены и злодейства между близкими родственниками. Разительный пример тому представляет братоубийство 1217 г. 20 июля. Рязанские князья более других забывают о единстве Рюрикова поколения, о целости Русской земли и преследуют только свои личные интересы. Совершенно противоположными чертами характеризует сочинитель сказания о нашествии Батыя рязанских князей, побитых татарами: "Бяше бо родомъ христолюбивыи и братолюбивыи, лицемъ красныи и очима свhтли, взоромъ грозны, паче мhры храбры, сердцемъ легки, къ боярамъ ласковы, къ прihзжим привhтливы и на пированiи тчтивыи, церквамъ прилежны", и пр. и пр. Конечно, в этом панегирике заключено много преувеличения и похвал, которые внушены автору участием к плачевной судьбе князей, а также их щедрым покровительством духовному сословию (автор был священник) и заботливостью об украшении храмов ("о церквахъ Божiихъ велми печашеся"). Но мы не можем отказать ему и в справедливости до некоторой степени: в пользу сыновей Игоря Глебовича много говорит молчание источников о рязанских усобицах между 1219 и 1237 гг., и самое поведение князей в бедственную годину татарского нашествия.