История римского права

Полнее пытается регулировать применение классических сочинений закон Феодосия II и Валентиниана III (426 г.), так называемый lex Allegatoria (закон о цитировании — с. 3 Cod. Th. 1. 4). Закон этот придает юридически обязательную силу сочинениям пяти юристов — Папиниана, Павла, Ульпиана, Модестина и Гая («Papiniani, Pauli, Gai, Ulpiani atque Modestini scripta universa firmamus» — «мы [императорская власть] подтверждаем все, написанное Папинияном, Гаем, Павлом, Ульпианом и Модестином»). Что же касается всей остальной классической литературы, то позволяется принимать во внимание лишь тех юристов, на которых упомянутые пять в своих сочинениях ссылаются и лишь при том условии, если соответствующий текст будет подтвержден сличением нескольких рукописей («si tamen eorum libri propter antiquitatis incertum codicum collatione firmentur» — «однако если вследствие древности содержание их текстов не ясно, пусть подтверждается собранием рукописей»). Так как, однако, рукописи других юристов, кроме пяти привилегированных, встречались все реже и реже, то на практике указанная добавка почти не имела никакого значения, и с мнениями других юристов считались лишь постольку, поскольку о них сообщалось в сочинениях Папиниана, Павла и т. д. Если по одному и тому же вопросу между упомянутыми пятью юристами обнаруживается разногласие, то судья должен принять то решение, которого держится большинство из них; при равенстве голосов решает мнение Папиниана; если же мнения Папиниана по данному вопросу нет, то судья может выбирать по своему усмотрению. Засим, подтвержается закон Константина относительно недействительности notae Павла и Ульпиана и указывается, что прежде всего решения надо искать в sententiae Pauli («Pauli quoque sententias semper valere praecipimus» — «мы также предписываем, чтобы сентенции Павла всегда имели силу»).

Как видим, lex Allegatoria пытается выйти из затруднений чисто формальным путем, придав обязательную силу сочинениям пяти юристов, выдвинув из них на первый план sententiae Павла и введя принцип большинства в чисто научное дело толкования. С этой стороны наш закон является наглядным свидетельством научной беспомощности юриспруденции и бюрократии того времени; но он, вероятно, только санкционировал приемы, установившиеся и до него в практике.

Не меньшие затруднения представляло для практики и пользование императорскими конституциями.

Какого — либо центрального органа для опубликования их не существовало: все они были разбросаны в разных архивах, вследствие чего пользование ими и даже самое ознакомление с ними было сопряжено с огромными трудностями. А между тем, с каждым годом количество их возрастало, причем новые указы сплошь и рядом отменяли или изменяли старые. Чувствовалась поэтому потребность собрать их в одну книгу, чтобы они всегда были под рукой, как для судей, так и для частных лиц. И здесь для удовлетворения этой потребности на помощь пришла прежде всего частная инициатива.

Древнейшая попытка этого рода принадлежит еще периоду принципата, когда некий Папирий Юст собрал конституции императора Марка Аврелия в 20 книгах. Но этот сборник, конечно, ко времени абсолютной монархии устарел и утратил свое значение. При императоре Диоклетиане появился новый частный сборник, составленный каким — то нам неизвестным Грегорием или Грегорианом и носящий название «Codex Gregorianus». Он содержит в себе конституции императоров до Диоклетиана (от 196 г. до 295 г.), причем все они расположены в известном систематическом порядке: кодекс делится на четырнадцать книг, книги на титулы, внутри которых конституции приводятся в подлинном тексте и в хронологической последовательности. Кодекс этот, очевидно, приобрел большое распространение, и между 314 и 324 г. к нему было составлено новым, также нам неизвестным автором, Гермогеном, дополнение из позднейших конституций, носящее название «Codex Hermogenianus». Этот кодекс представляет только одну книгу, разделенную на титулы.