История римской литературы Том I

Цицерон не скрывает того, что его мнение о необходимости эрудиции не является общепризнанным. В качестве антагониста Красса он выводит в диалоге "Об ораторе" практика Марка Антония, иронически относящегося к "философским" требованиям Красса. Якобы преклоняясь перед величием такого оратора, которого рисует Красс, Антоний возражает ему: "Для нас, вращающихся среди народа на форуме, достаточно знать и говорить о нравах людей то, что не расходится с их обычными нравами: какой крупный серьезный оратор, желая возбудить гнев судьи против своего противника, остановится среди речи оттого, что он не знает, что такое гнев — возбуждение ума или стремление наказать за причиненную беду?.. Нам нужен человек острый, хитрый по природе и опытный, который видит насквозь, что думают, чувствуют, предполагают и чего ожидают его сограждане, а также те люди, которых он хочет в чем-нибудь убедить своей речью. Надо, чтобы он умел схватить основные жизненные интересы [буквально — жилы: venas] каждого рода людей — людей разных возрастов и сословий; он должен чутьем понимать мысли и чувства тех, среди которых он ведет или поведет дело; а книги философов пусть оставит себе для тускуланского отдыха" ("Об ораторе", I, 51-52, 218 сл.).

Расходясь в этих требованиях по отношению к общему образованию оратора, и сам Цицерон, и изображаемые им известные предшественники его сходятся в одном требовании — оратор должен сам горячо переживать то, о чем он говорит. "Подобно тому как никакой материал не воспламеняется так легко, как тот, который вспыхивает при одном только приближении к огню, так же ни один ум не будет готов к восприятию речи и не сможет вспыхнуть, если сам оратор не подойдет к нему пламенеющим и горящим" ("Об ораторе", II, 45, 190). "Ни один слушатель не воспламенится, если речь дойдет до него, сама не пылая" ("Оратор", 38, 132).

Наконец, последнее очень важное требование общего характера, которому, по мнению Цицерона, должен удовлетворять оратор, это — то, что мы назвали бы тактом. Оратор должен всегда тонко понимать, где и что уместно сказать. "Как и во всех прочих делах, основа красноречия — ум [sapientia — в данном случае, не мудрость, а скорее "ум" или даже "такт", как видно из дальнейшего]. Как в жизни, так и в речи труднее всего видеть, что именно подобает [делать]. Греки называют это πρέπον [подобающим], мы назвали бы это — decorum... Оратор должен следить, чтобы не только в целых фразах, но и в отдельных словах соблюдалось именно то, что уместно... например, неуместно, если ты выступаешь перед одним судьей по делу о водосточных трубах, говорить пышными словами и использовать общие места, а когда говоришь о величии римского народа, говорить скупо и сухо" ("Оратор", 21-22, 70 сл.).

Вся сумма этих требований настолько велика, что Цицерон, по его словам, отчаивается найти где-либо такого оратора и ссылается опять-таки на слова Марка Антония, что он "видел многих людей, хорошо говоривших, но ни одного мастера речи" (disertos multos, eloguentem neminem; "Оратор", 5, 18). "Кто же этот мастер? — спрашивает Цицерон. — Скажу вкратце... Мастер речи тот, кто умеет говорить о незначительных вещах просто, о великих возвышенно, о повседневных умеренно" ("Оратор", 29, 100). И совершенно несомненно, хотя Цицерон нигде этого открыто не говорит, что именно таким оратором он считает самого себя. В главе 37 "Оратора" он вспоминает свои успехи в любом образе речи — и в том, который греки называют "нравоописательным", и в речи патетической. Он вспоминает, как ему не сумел ответить Гортензий, как перед ним умолк Катилина, как сбился среди речи Курион, как плакали слушатели от трагических финалов его защитительных речей, как он добивался того, чтобы судья "гневался и смягчался, осуждал и жалел, презирал и восхищался, ненавидел и любил, жаждал и удовлетворялся, надеялся и боялся, радовался и печалился... Примеры суровости можно найти в моих обвинительных, мягкости — в моих защитительных речах. Нет того способа, которым дух слушающего мог быть возбужден или успокоен и которого я бы не испробовал..." ("Оратор", 38, 131-132). Эта характеристика, данная Цицероном самому себе, свидетельствует ясно, что он находил в себе как раз ту способность, которую особенно ценил, — такт, подсказывающий, что именно уместно говорить в каждом данном случае.

Чем выше ценил Цицерон свои, поистине огромные, достижения в мастерстве речи и чем меньше он замечал некоторые недостатки их (многословие, повторения, отклонения от темы), тем более горько было для него видеть, что многие представители молодого поколения, в том числе его приятели Брут и Целий, уже не были поклонниками его любимой формы речи, красивой и художественно построенной, а хотели говорить просто, ясно и сухо, считая этот стиль речи подлинно греческим, "аттическим".