В дальнейшем изображается первое посещение Цезарем Рима. Он рассказывает о нем в одной только главе (32), да и эта глава содержит в себе опять-таки только его оправдательную речь в сенате. Ни об окружении сената войсками, ни о взломе и конфискации казны не сказано ничего; не упомянуто и о том, что тот сенат, в котором Цезарь выступил с речью и который "одобрил предложение отправить послов" (гл. 33), составлял только часть сената, так как очень многие сенаторы бежали с Помпеем. Однако ясно, что Цезарь остался недоволен своим пребыванием в Риме: явным раздражением звучит краткая фраза: "Враги Цезаря подбили народного трибуна Луция Метелла... противодействовать вообще всем намерениям Цезаря. Поняв его умысел и понапрасну потеряв несколько дней, Цезарь не пожелал тратить времени, но оставил Рим, не исполнив намеченных планов, и направился в Дальнюю Галлию" (I, 33). О том, что столкновение с трибуном произошло при взломе казначейства и едва не стоило трибуну жизни, Цезарь умалчивает.
Из всего сказанного видно, насколько резко выражена политическая и апологетическая тенденция в I книге "Записок о гражданской войне". В дальнейшем, когда Цезарь переходит к рассказу о военных действиях во всех концах Римского государства — под Массилией, в Испании, в Греции, в Александрии, — тон его опять становится спокойнее и объективнее. Он опять откровенно говорит о своих неудачах, даже о своем почти отчаянном положении под Диррахием (III, 73 — "все прежние замыслы Цезаря потерпели крушение, и он решил изменить весь план войны"), опять охотно рассказывает отдельные военные эпизоды, причем, как и в "Записках о Галльской войне", особенно часто останавливается на подвигах низших чинов. Таков, например, рассказ об орлоносце, который, умирая, остановил всадников и умолял их "не допустить воинского бесславия, которого до сих пор не случалось в войске Цезаря, и доставить Цезарю орла целым" (III, 64). Таков же рассказ о центурионе Крастине, приводимый и Плутархом, сказавшем Цезарю перед Фарсальской битвой: "Я постараюсь сегодня, полководец, заслужить твою благодарность, живой или мертвый" (III, 91). О смерти этого центуриона Цезарь упоминает особо: "То, что он сказал перед боем, то и сделал. Цезарь знал, что Крастин проявил в этом бою беспримерную храбрость, и высоко ценил его заслуги" (III, 99). Подводя итоги Фарсальской битвы и, вероятно, преуменьшая свои потери (он якобы потерял 200 человек, а Помпей — 15 000), Цезарь с особым сожалением говорит о гибели 30 центурионов. Он отмечает и героизм Куриона, который погиб в бою в Африке, "твердо заявив, что после потери армии, вверенной ему Цезарем, он не вернется к нему на глаза" (II, 42).
Однако если в "Записках о Галльской войне" Цезарь никогда не отзывается о своих полуварварских и варварских противниках с отвращением или презрением., а только иногда подшучивает над их хвастливостью или рассказывает об их хитростях, то здесь отношение Цезаря к его врагам, особенно к руководителям сенаторской партии и к самому Помпею, совсем иное. Он не упускает случая подчеркнуть их лживость, жестокость, надменность и мелкие склоки, самоуверенность и необоснованное хвастовство. По приказанию Афрания и Петрея, вождей помпеянцев в Испании, были казнены солдаты Цезаря, захваченные во время братания в помпеянском лагере, тогда как Цезарь отпустил к своим солдат Петрея, оказавшихся у него в лагере в это же время, "по из военных трибунов и центурионов некоторые добровольно остались у него" (I, 77). Перед самой Фарсальской битвой Цезарь в последний раз посылает Авла Клодия к Сципиопу с предложением "воздействовать на Помпея": Клодия не допускают до переговоров (III, 57). Помпеянцы в это время заняты другим — они делят государственные должности и спорят о своих преимуществах. Эта картина — жесточайшая сатира на помпеянцев: уже и самого Помпея они стали упрекать за излишнюю осмотрительность (аристократы, по-видимому, все же считали его выскочкой) "и открыто стали спорить о претурах и жречествах, распределять консульства по годам, требовать себе домов и имущества приверженцев Цезаря... Лентул хвастался преимуществом, которое дает ему возраст, Домиций хвастался популярностью и авторитетом в Риме, а Сципион полагался на свое родство с Помпеем... В конце концов, все хлопотали либо о почестях, либо о денежных наградах, либо о преследовании своих врагов и помышляли не о том, какими способами они могут победить, но о том, какую выгоду они могут извлечь из победы" (III, 82-83).