Хотя эту свободную волю человека Лукреций и ставит в известные границы и в зависимость от определенного характера человека (ср. III, 307 сл.), однако признание свободы воли дает ему возможность выступить с проповедью морального характера, что было бы совершенно бессмысленно при признании безусловного детерминизма.
Освободив человека от страха перед богами и перед смертью, Лукреций проповедует спокойствие духа и ясность ума, и в этом, по его мнению, заключается главным образом истинное удовольствие. И вот, вслед за борьбой против богов и смерти, у Лукреция второе место занимает борьба против всяких страстей, которые пожирают людей, как лихорадка, и вплоть до самой смерти терзают их различными ненасытными желаниями.
Особенным препятствием к достижению счастья для человека является, по мнению Лукреция, честолюбие, против которого он неоднократно восстает. Так, например, он заявляет:
Другая страсть, против которой восстает Лукреций, это — жажда наживы, стремление к богатству — страсть, которая наряду с честолюбием чаще всего наталкивает людей на беззакония и прямые преступления:
Есть еще одна страсть, борьбе с которой Лукреций посвящает немало усилий. Это — любовь. Тема борьбы с этой страстью не разбросана им по отдельным местам поэмы, а сконцентрирована в конце книги IV. В этой части своего произведения Лукреций с такою живостью и искренним чувством рассуждает о любви, что весь большой эпизод, посвященный ей, заставляет предполагать в основе рассуждений и картин Лукреция не только мысли философа, но и личные переживания. Лукреций достигает здесь вершин своего пафоса, а вместе с тем и глубокой, горькой иронии.
Один поэт эпохи Августа — Манилий, автор астрономической поэмы, несомненный поклонник и подражатель Лукреция, между прочим, в начале своей поэмы (I, 21 сл.) заявляет: "Я молюсь двум святыням и охвачен двояким страстным стремлением: к поэзии и к предмету своего изложения" [177]
. Совершенно то же мог бы сказать и Лукреций. Поэтическая форма его произведения настолько тесно связана с содержанием поэмы "О природе вещей", что отделить одну от другого невозможно: они составляют органическое целое.Хотя греческая философская литература и знает много поэм философского содержания, из которых особенно выделялись произведения Ксенофана, Парменида и Эмпедокла, хотя, с другой стороны, и у римлян были попытки приспособить к философской материи стихотворную форму (ср., например, "Эпихарма" Энния), тем не менее поэма Лукреция представляет собою известного рода литературный архаизм, так как и у самих греков, а за ними и у римлян, в силу естественной литературной эволюции, стихотворная форма для выражения философских учений была оставлена, замененная сперва формою художественного диалога (как у Платона), а затем, начиная с Аристотеля, — сухой и деловой прозой. В прозаическую оболочку были облечены и произведения Эпикура и его последователей — как греческих, так и римских, и в этом отношении поэма Лукреция стоит совершенно особняком, что придает ей, разумеется, оригинальный характер. В настоящее время можно считать общим местом мнение, что сама тема поэмы Лукреция представляет нечто весьма неблагодарное для поэтической обработки. Даже Плиний Старший в предисловии к своей "Естественной истории" (§ 10) говорит, что в его сочинении — sterili materia rerum natura, hoc est vita narratur, т. е. "излагается скудная тема [конечно, в литературном отношении] — о природе вещей, или иначе — о [реальной] жизни" (добавим: в противоположность яркому и красивому вымыслу).