История римской литературы Том II

Мрачными красками изображает Тацит и римский народ, этого носителя демократического принципа. Надо сказать, впрочем, что Тацит говорит не о всем населении римской империи незнатного происхождения; он говорит лишь о низших классах населения Рима, которое в то время состояло главным образом из иностранцев, пришедших со всех концов мира, из вольноотпущенников, лишь недавно бывших рабами, едва умевших говорить по-латыни и не имевших в себе ничего римского, даже языка. Однако это население своей массой воздействовало на императоров, внушало им некоторый страх, так что им приходилось задабривать его. Тацит считает народ непригодным для ведения общественных дел: народ сам не знает, чего хочет; он "желает переворотов, но вместе с тем и труслив" ("Летопись", XV, 46); он "находит удовольствие в возмущениях и в заискивающем у него правительстве, чувствует сильную приманку к междоусобной войне в своеволии и грабеже" ("История", I, 83); "у него нет другой государственной заботы, кроме заботы о хлебе" (там же, IV, 38). Очень ярко охарактеризована римская толпа в рассказе о сражении между солдатами Веспасиана и солдатами Вителлия (там же, III, 83): она смотрит на это сражение, как на представление в цирке или в амфитеатре. "Народ присутствовал при битвах как зритель и, как бы на потешном сражении, одобрял то ту, то другую сторону криком и рукоплесканиями. Всякий раз, как одна сторона терпела поражение, народ требовал, чтобы укрывшихся в лавках или убежавших в какой-нибудь дом солдат вытаскивали и убивали, а сам завладевал большею частью добычи: в то время, как солдаты предавались кровопролитным убийствам, добыча переходила к черни".

Конечно, Тацит не мог чувствовать симпатии к государственному строю, в котором главную роль играла бы такая сила.

Но, может быть, Тациту нравилась римская республика до битвы при Акции, когда Август поработил ее? По-видимому, тоже нет. Уже в раннем сочинении Тацита "Разговоре об ораторах", Матерн (выражающий, как полагают, мнение самого автора) указывает более на дурные стороны римской республики, чем на хорошие, хотя оратор как раз должен был бы сожалеть о ней. Он вполне признает, что в условиях республики оратор гораздо больше мог прославиться, чем в условиях империи, "потому что, чем сильнее кто был словом, тем легче приобретал почести, тем скорее в самых почестях опережал своих товарищей, тем больше снискивал себе расположения у главных лиц республики, тем больше значения в сенате, тем больше известности в народе" ("Разговор об ораторах", 36).

Однако, продолжает Матери, "то великое красноречие есть питомец своеволия, которое глупцы называют свободой, спутник возмущений, подстрекательство необузданного народа, без покорности, без повиновения, высокомерное, безрассудное, гордое, которому нет места в хорошо устроенных государствах!"

"Рим, — говорит Матерн далее, — истощал себя партиями, раздорами и несогласиями; не было мира на форуме, согласия в сенате, порядка в судах, уважения к высшим, умеренности среди магистратов". Хотя при республике для ораторов было более простора, но были и опасности, и "Цицерон не искупил славою своего красноречия печальной кончины" (там же, 40).

Этого неблагоприятного мнения о римской республике Тацит не переменил и позднее. В "Летописи" (IV, 33) он говорит, что "форму правления, выбранную и смешанную из трех [демократической, аристократической, монархической], легче хвалить, чем осуществить на деле, а, если она и бывает осуществлена, то не может быть долговечной. Под этой смешанной формой Тацит разумеет римскую республику, какой она была в дни своего благополучия. Такое мнение о ней высказал Полибий около конца Пунических войн. Консулы, как он думал, представляют собою власть монархическую, сенат — аристократическую, народное собрание — демократическую. Этого мнения держится и Цицерон в своей "Республике". По Тацит, как видно из выше приведенной фразы его, находит эту форму правления красивой в теории, но непригодной на практике.