История римской литературы Том II

Несмотря на столь явное предпочтение древним авторам, Геллий с большим удовольствием относился к Вергилию, Варрону, Цицерону, Саллюстию, Катуллу. Последнего он называет в VII, 20 "самым изящным из поэтов" (elegantissimus poetarum). Одарен изысканным изяществом, по мнению Геллия, и Вергилий (XX, 1, 54; XVII, 10, 6), который особенно ценится им за тонкое умение выбирать слова, чтобы придать стиху наибольшую звучность и мелодичность (XIII, 21, 10-11; II, 26, И), за мастерство перевода (XVII, 10; XIII, 27), за прекрасное знание древностей (V, 12, 13). Говоря о поэтическом даровании Вергилия, Геллий приводит, со слов Фаворина, отзыв самого Вергилия о методе его работы над произведением: он рождает свои стихи, как медведица, которая облизывает после рождения своего детеныша, чтобы придать ему форму; грубые и несовершенные, они после многократной обработки становятся красивыми и законченными (XVII, 10).

Вопросы стиля стоят у Геллия на первом плане. Чистота и правильность словаря писателя являются для него критерием эстетической оценки. Первостепенное значение придается выбору писателями слов и употреблению их в собственном значении, результатом чего, по мнению Геллия, является изящество и точность языка — качества, которые он особенно ценит. Высоко оценивается им, например, Плавт за его чисто латинскую речь (VI, 17, 4); с похвалой отзывается он о языке Цезаря (X, 24), характеризуя его как человека превосходных дарований и блюстителя чистоты языка. Он приводит устами Фаворина слова Цезаря из его книги "Об аналогии": "Избегай неслыханных и необычайных слов, как подводного камня" (I, 10, 4). Из этого же произведения Геллий сообщает читателю интересные грамматические подробности (XIX, 8). Именно за особенную чистоту языка Геллий ставит выше всех современников Сципиона Младшего (II, 20).

Вызывает восхищение Геллия и язык Лукреция, сохранивший древние слова и грамматические обороты (XVI, 5, 7; XII, 10, 8); он отмечает умение Лукреция находить благозвучные слова, ласкающие слух (XIII, 21, 21), сравнивает его в изяществе стиха с Вергилием и даже считает, что последний заимствовал у него не только отдельные слова, но и целые стихи (I, 21, 7). Философию же Лукреция он явно недооценивал (Х,26), что и неудивительно при ярко выраженной идеалистической направленности взглядов Геллия.

Язык самого Геллия лишен изящества и легкости, изобилует греческими словами и техническими терминами. Недаром Геллий предупреждает об этом читателя в предисловии, говоря, что его сочинение по тщательности отделки и изяществу стиля уступает многим другим. Возможно, что и в цитатах, приведенных Геллием, есть ошибки: Геллий часто цитировал на память.

Следует отметить, что, несмотря на приверженность Геллия к старинным словам и оборотам, он весьма отрицательно относится к излишней вычурности языка отдельных древних писателей, хотя бы того же Сизенны (XII, 15; II, 25), а также к многословию. Целую главу посвящает Геллий резкому осуждению безрассудного многословия, часто лишенного всякого смысла. Слова должны рождаться не в устах, а в самом сердце, говорит он; язык не должен быть необузданным, а должен управляться разумом (I, 15). В подтверждение своих слов Геллий приводит цитаты из Цицерона, Катона, Эврипида, Гесиода, Эпихарма, Аристофана, Саллюстия. Он предостерегает читателя от легкомысленного увлечения стройным течением беглого красноречия, предлагая прежде вникать в суть самих вещей и слов (XI, 13), а в XI, 7 рассуждает о том, что не следует пользоваться слишком устарелыми и вышедшими из употребления словами.