История римской литературы Том II

Несмотря на всю лесть этого вступления, в котором предсказывается даже будущий апофеоз Нерона, нет оснований предполагать в нем иронию, которую видит древний схолиаст [40], или считать вероятным, что прославление Нерона "было вызвано у Лукана желанием прикрыть свободолюбивые идеи, заметные уже в начале поэмы"[41]. Если отбросить напыщенность и риторичность, свойственные не только Лукану, но и вообще поэзии его времени, то вступление окажется не менее искренним, чем слова Тацита в начале пятой главы XIII книги "Летописи" относительно декларативного выступления Нерона в сенате. Очевидно, для Лукана, как и для сенаторов, были естественны надежды на то, что молодой принцепс восстановит римское правовое государство, принципы которого были нарушены и триумвирами и предшествующими Нерону императорами, что он не будет "владыкою" или "тиранном", а пойдет по стопам Августа, в правление которого отношение к сенату приобрело романтическую окраску в сознании сенаторской группировки времен Нерона.

Разбирая ближайшие причины гражданской войны, Лукан не отдает предпочтения ни одному из противников; борьба между ними, гибельная для Рима, внушает ему ужас и отвращение:

Ты, о Великий Помпей, боишься, чтоб старых триумфов
Новый герой не затмил, и лавр побед над пиратом
В галльских боях не увял. В тебе же к походам привычка
Дух возбуждает, и ты со вторым не помиришься местом:
Цезарь не может признать кого бы то ни было первым.
Равных не терпит Помпей. В чьем оружии более права,
Ведать грешно.

(I, 121 сл.)

Обдумывая ход исторических событий Римского государства, Лукан полагает, что

... в обществе также таились
Братской войны семена, всегда потоплявшей народы.

(I, 158-159)

Военные успехи, обратившие Рим в мировую державу, развратили народ,

... которому мир и свобода
Силы крепили, храня в бездействии долгом оружье.

(I, 171 — 172)

С одной стороны, огромная военная добыча породила богатство и роскошь, породившие в спою очередь изнеженность:

... едва ли приличные женам
Носят наряды мужья; героев плодящая бедность
В пренебреженьи...

(I, 161 сл.)

С другой стороны, расширение земельных владений, сосредоточение их в руках отдельных богачей и то, что

... поля, взбороненные строгим Камиллом,
Взрытые прежде киркой и мотыгой Куриев древней,
Стали уделом иных, неведомых сельских хозяев,

(1, 168-170)

привело к тому, что закалявшее римлян довольство малым, благородная бедность (paupertas — ст. 165), сменившись непомерным богатством немногих, обратилась для большинства римлян в нищету и нужду (egestas — ст. 173) и уже

... на злодейства, нужды порожденье,
Смотрят легко; а мечом захватить в свои руки отчизну —
Это великая честь; и ставят мерою права
Силу; в неволе закон и решенья народных собраний,
Консулы права не чтут, и его попирают трибуны.

(I, 173 сл.)

Выборы должностных лиц (магистратов) обращаются в "торг должностями", заимодавцы берут "хищный процент" и назначают "беспощадные сроки уплаты". Словом, все старинные устои римской республики поколеблены, и "война стала выгодной многим" (1,181 сл.).

Таким выводом заключает Лукан свое изложение причин, разрушивших государство и приведших к гражданской войне.

Но положительной программы у Лукана нет. В своем вступлении он ни слова не говорит о мерах, какие могли бы восстановить былой республиканский строп Рима, каким он был, по традиционному представлению, но времена Куриев и Камиллов. Лукан считает такой возврат к прошлому невозможным и мечтает лишь об одном: о водворении мира и спокойствия во всем мире. И водворить мир поэт считает призванным Нерона, который и после своего будущего апофеоза должен заботиться, о благе вселенной: "блюди равновесие мира" — обращается Лукан к Нерону: