Произошло то, чего так боялись польские гетманы и украинские паны: восстание стало быстро распространяться по У крайне. Два поражения лучшего польского войска, желтоводское и корсунское, и плен обоих гетманов произвели ошеломляющее впечатление. Когда украинский народ воочию убедился, что враг совсем не так могуществен, как до того времени казалось, тогда глубоко затаенная в народных сердцах жажда мести и свободы воспрянула с необычайной силой и скоро полилась через край; повсюду началась жестокая кровавая расправа восставшей украинской черни со шляхтой и жидовством, которые не успевали спасаться в хорошо укрепленные города и замки. В лагерь Хмельницкого стали со всех сторон стекаться убегавшие от панов холопы и записываться в казаки. Богдан, передвинувший свой обоз от Корсуня вверх по Роси, в Белую Церковь, очутился во главе многочисленного войска, которое он принялся устраивать и вооружать с помощью отбитых у поляков оружия, пушек и снарядов. Приняв титул гетмана Войска Запорожского, он, кроме бывших шести полков реестровых, стал уряжать новые полки; назначал собственной властью полковников, есаулов и сотников. Отсюда же он рассылал по Украине своих посланцев и универсалы, призывавшие русский народ соединиться и единодушно подняться против своих угнетателей, поляков и жидов, но не против короля, который будто бы сам благоприятствует казакам.
Новый казацкий гетман, очевидно, был застигнут врасплох неожиданной удачей и пока неясно сознавал свои дальнейшие цели; притом, как человек опытный и пожилой, не доверял постоянству счастья, еще менее постоянству своих хищных союзников татар и опасался вызвать на борьбу с собой все силы и средства Речи Посполитой, с которыми был знаком довольно хорошо. Поэтому неудивительными являются его дальнейшие дипломатические попытки ослабить впечатление событий в глазах польского короля и польской знати и предупредить общее против себя ополчение или «посполитое рушене». Из Белой Церкви он написал королю Владиславу почтительное послание, в котором объяснял свои действия все теми же причинами и обстоятельствами, то есть нетерпимыми притеснениями от польских панов и урядников, смиренно испрашивал у короля прощения, обещал впредь верно служить ему и умолял возвратить Войску Запорожскому его старые права и привилеи. Отсюда можно заключить, что он еще не думал порывать связь Украины с Речью Посполитой. Но это послание уже не застало короля в живых. Неукротимая сеймовая оппозиция, неудачи и огорчения последних лет очень вредно отозвались на здоровье Владислава, еще не достигшего старости. Особенно угнетающим образом подействовала на него потеря семилетнего нежно любимого сына Сигизмунда, в котором он видел своего преемника. Начало украинского мятежа, поднятого Хмельницким, немало встревожило короля. Из Вильны он, полубольной, поехал со своим двором в Варшаву; но дорогой усилившаяся болезнь задержала его в местечке Меречи, где он и скончался 10 мая, следовательно не дожив до корсунского поражения; не знаем, успел ли он получить известие о желтоводском погроме. Эта неожиданная кончина такого короля, каким был Владислав, являлась новым и едва ли не самым счастливым для Хмельницкого обстоятельством. В Польше наступила эпоха бескоролевья со всеми ее беспокойствами и неурядицами; государство в это время было наименее способно к энергичному подавлению украинского восстания.