Отправленное к королю казацкое посольство, среди которого оказался и Богдан Хмельницкий (в этой войне бывший на стороне шляхты как реестровый), не добилось никаких уступок. В декабре того же 1638 года королевские комиссары собрали казаков на Масловом Ставу (между Каневом и Богуславлем) и тут объявили им окончательные условия. Эти условия были еще горше Куруковских. Теперь коронный гетман назначал казацкими полковниками даже не казаков, а польских шляхтичей; вместо старшого над войском поставлен польский комиссар (некто Петр Комаровский), который свою резиденцию имел в Корсуне, так как Трахтемиров во время этой войны был сожжен. Самим казакам предоставлено было право выбирать только сотенных атаманов. (В числе их является и Богдан Хмельницкий, выбранный чигиринским сотником.) О возвращении казакам привилеев, земель и угодий не было и помину. Таким образом, и самое реестровое казачество, вместо награды за верность, было умалено в своих правах и в своем числе (которое снова низведено к 6000). А между тем оно-то именно и помогло победе поляков; как и вообще отсутствие единодушия и какой-либо правильной организации препятствовало малороссийскому казачеству и всему украинскому народу оказать ляхам такое сопротивление, которое бы заставило уважать его права на некоторую политическую самобытность.
Украинские летописцы упоминают еще о какой-то попытке казаков вслед за разгромом их на Усть-Старце. Предводителем своим они выбрали некоего Полторакожуха (вероятно, по его размерам ему мало было одного кожуха) и собрались на реке Мерле. Но при одном слухе о приближении Вишневецкого эта толпа рассеялась. Вследствие больших морозов на походе против них погибло много и самих поляков.
Ближайшим следствием целого ряда неудавшихся восстаний было переселение многих малороссиян из польско-русской украйны за рубеж в Московское государство. Так, Яцко Остранин пришел во главе нескольких сот казаков, получил от московского царя обширные земли на реке Донце, где и основал поселение на Чугуевом городище. Ускользнувшие из табора на Усть-Старце Гуня и Филоненко ушли за тот же рубеж, первый в сопровождении трехсот казаков. Надобно заметить, что имущество городовых казаков, замешанных в восстании, обыкновенно отбиралось и отдавалось в награду людям, отличившимся при его подавлении. Так, движимость и недвижимость Яцко Остранина была отдана одному из жолнеров Самуила Лаща (шляхтичу Мацею Доманскому). В Чугуеве собралось до 1000 черкас или малороссийских казаков, и они составили целый полк, имевший свое обычное военное устройство, под начальством Остранина, который сохранял звание гетмана; а под ним начальствовали сотники. Но рядом с гетманом здесь был московский воевода со своим гарнизоном. Наделенные землями и всякими угодьями, казаки обязаны были нести пограничную или сторожевую службу. Это строго наблюдавшаяся Москвой сторожевая служба вскоре показалась непостоянным и наклонным к лени казакам обременительной. А между тем из Польши присылались люди, подстрекавшие их воротиться на родину. Среди них возникли несогласия и распри. Остранин своим любостяжанием и властолюбием вызвал против себя неудовольствие. Начались распри и обратный уход в польские владения. Дело окончилось тем, что черкасы с обычной своей строптивостью и непоследовательностью возмутились, убили Остранина и ушли из Чугуева (1641 г.).
В числе польских мероприятий против повторения казацких мятежей немалое значение имело возобновление крепости Кодак. В 1639 году коронный гетман Конецпольский, во главе нескольких тысяч жолнеров, лично наблюдал за построением валов и укреплений, возводимых под руководством французского инженера Боплана. Когда крепость была окончена, гетман занял ее сильным гарнизоном, над которым начальство вверил пану Жолтовскому, и предписал самые строгие меры предосторожности от нечаянного нападения. Главное назначение этой крепости состояло не в обороне государства со стороны степных орд, а в разобщении Украйны с Запорожьем и в преграждении украинским чайкам выхода в Черное море. Теперь ни один реестровый казак не мог пройти туда мимо Кодака без особого письменного разрешения от польского комиссара, сидевшего в Корсуни.
По поводу той же крепости казацкое предание рассказывает следующее о Богдане Хмельницком, будущем освободителе Украйны.
Однажды гетман Конецпольский обходил укрепления Кодака в сопровождении свиты и нескольких реестровых казаков, в числе которых находился чигиринский сотник.
— Угоден ли вам, казакам, сей Кодак? — спросил вдруг гетман хвастливым тоном.
Казаки промолчали, только Хмельницкий ответил по-латыни:
— Что человеческою рукою сделано, тою же рукою может быть и разрушено.
Гетман подозрительно посмотрел на сотника, но не решился причинить ему какое-либо зло ввиду его заслуг перед Речью Посполитой.