История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты

На примере Пскова можно видеть, как наличие запасов позволяет предотвратить катастрофу – хотя бы в отдельных районах. В принципе русские крестьяне всегда создавали запасы «про черный день». Во времена Калиты и его сыновей летописи не раз говорят о засухах и стихийных бедствиях – но голода не было: у крестьян было много хлеба в амбарах. Однако в начале XV века новгородские крестьяне не могли создавать запасы из-за перенаселения, нехватки земли и высокой ренты; на Северо-Востоке запасов не было в результате едигеева разорения и разрухи.

Трехлетний «великий глад» закончился в 1423 году; «великий мор» продолжался еще пять лет. Позже голод и мор не раз возвращались, в 1431, 1436, 1442, 1445 годах. В 1433 году началась междоусобная война между князьями и к жертвам голода и мора прибавились жертвы военного разорения.

Каковы были масштабы этой катастрофы? Что стоит за словами летописи «мало людий во всей Русской земле остася»? Археологи свидетельствуют, что количество находок кожаной обуви и берестяных грамот в Новгороде уменьшается примерно вдвое[1047] – поэтому можно предположить, что население уменьшилось примерно в два раза. Правда, число строящихся церквей поначалу даже возросло: уцелевшие новгородцы ставили церкви в благодарность за спасение от чумы – однако в дальнейшем масштабы строительства сокращаются в полтора раза.[1048] После похода Витовта в 1428 году новгородцы были вынуждены заплатить контрибуцию в 5 тысяч рублей, причем собирали по всем волостям, по рублю с 10 человек.[1049] Это означает, что количество взрослых мужчин составляло примерно 50 тысяч, а общая численность населения – около 250 тысяч. Для сравнения отметим, что в 1500 году численность населения составляла примерно 520 тысяч человек,[1050] то есть в принципе Новгородчина могла прокормить вдвое большее население, чем в 1428 году, и вполне возможно, что до катастрофы население составляло около полумиллиона. Падение численности населения привело к недостатку рабочей силы; сохранилось свидетельство управляющего одной из вотчин: он пишет, что половина вотчины пуста, а оставшиеся крестьяне хотят уйти.[1051] Для европейских специалистов, изучающих экономические последствия «Черной Смерти», одним из основных признаков демографической катастрофы является резкое падение хлебных цен и вздорожание рабочей силы.[1052] После «великого мора» на Северо-Западе цены упали вдвое: в 1409 году рожь во Пскове «была дешевой» и за полтину давали 6 зобниц, а в 1434 году за полтину давали уже 13 зобниц.[1053] Рабочая сила была очень дорогой: строительному рабочему платили за полгода рубль;[1054] в пересчете на рожь дневная оплата составляла примерно 25 кг зерна.[1055] Нужно отметить, что в то время как по всей Руси свирепствовали усобицы, в Пскове было относительно спокойно; здесь уже начался период восстановления.

На Северо-Востоке Руси «едигеево нашествие» и «великий мор» настолько врезались в память народа, что стали началом народного летосчисления; несколько поколений спустя крестьяне все еще отсчитывали время от этих событий.[1056] «Волость, господине, Ликужская запустела от великого поветрия… – рассказывал много позже один из костромских крестьян, – и волостных, господине, деревень Ликужских тогда осталась одна шестая деревень с людьми…».[1057] Специалисты отмечают сильное запустение Дмитровского и Переяславского уездов.[1058] Акты Троице-Сергиева монастыря показывают, что запустение после «великого мора» было столь велико, что многие земли лежали впусте и заросли большим лесом.[1059] Из 75 документов этого монастыря, относящихся к 1392–1432 годам, 26 говорят о пустошах. Л. Лангер детально показывает, как используя создавшуюся ситуацию, монастыри быстро расширяли свои владения.[1060] По данным археологов, в Московской земле погибло около пятой части деревень[1061] – хотя, конечно, потери в населении были значительно большими, ведь в уцелевших деревнях мор и голод тоже унесли много жертв. В Москве и в Твери, резко, в 2,5–3 раза, сократились масштабы каменного строительства.[1062] Как во времена монгольского нашествия, катастрофа отразилась и на летописании; пресеклись многие летописи, и вплоть до середины XV века в русском летописании появился зияющий провал.[1063]