История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты

К X веку, однако, производство булата – правда, не столь знаменитого, как индийский – было налажено в Иране, в провинции Хорасан.[604] С распространением такого великолепного материала, как булатная сталь, сабля стала меняться, приобретая оптимальные формы. Как прослежено археологами на материалах захоронений причерноморских тюрок, прежние короткие палаши постепенно удлиняются, и появляется все большая кривизна – сабля принимает характерный для нее облик, становится совершенным оружием ближнего боя.[605] Эффективность сабли стала намного большей, чем у меча – она составляла более 80 %; это объяснялось тем, что кривая сабля наносила не просто рубящий, а рубяще-режущий удар. Кроме того, сабля была намного более маневренной, чем меч: при той же длине она была в два-три раза легче.[606]

С появлением сабли наступила эпоха настоящих кавалерийских схваток, когда всадники «рубились» друг с другом, демонстрируя свою технику фехтования. Новая тактика сражений потребовала нового защитного вооружения – у всадников появляются бронированные наплечники и остроконечные шлемы.[607] Искусство сабельного боя в первую очередь было освоено тюркскими гулямами, служившими в войсках среднеазиатских династий, Саманидов и Газневидов. Однако тюрские гулямы быстро передали новое оружие своим степным собратьям, прежде всего, огузам и кипчакам-половцам, кочевавшим в Казахстане и Средней Азии, по соседству с Хорасаном. Арабские историки, писавшие после тюркского завоевания, отмечали прежде всего умение тюрок рубиться саблями. Мирхонд писал, что в некоторых сражениях тюрки сразу же бросались врукопашную, не используя лучников.[608] Раванди отмечал, что страх перед саблями тюрок прочно живет в сердцах арабов, персов, византийцев и русов. Историк XIII века Ибн ал-Ибри описывает тюрок так: «Что касается тюрок, это многочисленный народ; главное их преимущество заключается в военном искусстве и изготовлении орудий войны. Они искусней всех в верховой езде и самые ловкие в нанесении колющих и рубящих ударов и в стрельбе из лука».[609]

Наступление степных тюрок на государства исламского мира началось в конце X века. В 999 году тюрки-караханиды почти без сопротивления овладели Мавераннахром.[610] В 1040 году тюрки-сельджуки разгромили в сражении при Данденакане армию газнийского султана Масуда – и затем, не встречая значительного сопротивления, овладели Ираном и Ираком. В 1071 году сельджуки в битве при Манцикерте нанесли поражение византийской армии и овладели почти всей Малой Азией.

Одновременно кипчаки-половцы развернули наступление в восточноевропейских степях. В середине XI века половцы разгромили печенегов и торков; печенеги бежали на Дунай, а торки (и прежде бывшие союзниками русов) нашли прибежище в киевском пограничье, на реке Роси. В 1060 году половцы совершили первый набег на Русь, а в 1068 году трое русских князей-ярославичей, Изяслав, Святослав и Всеволод, потерпели жестокое поражение от половцев на реке Альте. Это поражение вызвало новую вспышку борьбы между самодержавием и элитой – между византийской и норманнской традициями. При вести о разгроме собравшиеся на вече киевляне потребовали у князя оружие, чтобы защищать город; князь Изяслав отказал – тогда горожане изгнали князя. Течение кризиса было очень характерным: военное поражение подорвало авторитет самодержавия и киевское вече (о котором прежде ничего не было слышно) внезапно выходит на сцену и вмешивается в дела управления. Изяславу пришлось бежать, но затем благодаря польской помощи он вернул свой престол и расправился с зачинщиками бунта. Тем не менее союз между ярославовичами был нарушен, начались междоусобные войны, и в 1078 году Изяслав погиб в бою под Черниговым.[611]

Правление киевского князя Всеволода (1078–1093) было временем постоянных половецких набегов. Половцы не стремились завоевать русские земли; они придерживались той тактики, которую позже использовали крымские татары: кочевники захватывали пленных с целью продажи на рынках портовых городов Крыма.[612] Летопись в трагических тонах описывает судьбу несчастных пленников: «Страждущие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и беде, с осунувшимися лицами, почерневшими телами, в неведомой стране, с языком воспаленным, раздетые бродя и босые, с ногами, исколотыми тернием, со слезами отвечали они друг другу, говоря: „Я был из этого города“, а другой: „А я – из того села“».[613] В 1092 году половецкое разорение и засуха привели к голоду и мору; в Киеве погибло по меньшей мере 7 тысяч человек.[614]