История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Как отмечалось выше, в российской интеллигенции был высок процент представителей народов, проживавших в западных областях империи и более близких к западной культуре, чем православные великороссы, – поляков, евреев, немцев, финнов. Естественно, что много их было и в рядах оппозиционных партий. Б. Н. Миронов делает акцент на том, что «среди лидеров социалистов-революционеров и большевиков преобладали евреи, среди меньшевиков – грузины, евреи и лица других нерусских национальностей».[1741] Вряд ли в данном случае можно говорить о «преобладании», но представители нацменьшинств среди социалистов действительно были относительно многочисленны. Из 5047 марксистов и социал-демократов, привлеченных к суду в 1893–1902 годах 23 % составляли евреи (к сожалению, у нас нет данных о поляках).[1742] Многочисленность евреев в рядах оппозиции станет вполне понятной, если мы учтем, что это была дискриминируемая и притом на 100 % грамотная прослойка населения – в то время как в целом по стране грамотность составляла лишь 21 %.[1743] Идеи западного либерализма (и социализма) были привлекательны для национальных меньшинств тем, что они обещали им автономию и свободу вероисповедания – требования этих демократических свобод были включены в программы всех «западнических» партий. Оппозиция в данном случае использовала в своих целях идеи национального освобождения, так же, как Дж. Мадзини использовал их в Италии. Национально-освободительная борьба сливалась с социальной борьбой, и это привело к тому, что в 1906 году в состав РСДРП вошла еврейская социал-демократическая партия «Бунд», насчитывавшая 33 тыс. членов, а также польские и латышские социал-демократы (40 тыс. членов).[1744]

Как следует из приведенного выше краткого обзора, силы вестернизации в России были достаточно велики. «Однако, – пишет фон Лауэ, – с самого начала этот внушительный фронт разделяла невидимая трещина: традиционный барьер между образованными, с одной стороны, и крестьянами и работниками – с другой».[1745] «В то время как верхние слои российского общества ориентировались на Запад, невежественный и суеверный крестьянин сохранял свои традиционные привычки. В глубине своего сердца он хранил инстинктивное подозрение, если не ненависть, к своим европеизированным господам, поскольку, в прошлом, начиная с Петра Великого, вестернизация России производилась за его счет».[1746]

Наиболее важным фактором, формировавшим психологию крестьян, была сила традиции, приверженность крестьян к своим, русским, обычаям и к православной вере, утверждавшей превосходство русских над неправославными народами. Крестьяне и рабочие не доверяли интеллигентам, в которых они видели людей другой, чуждой народу культуры, одевающихся по-европейски и говорящих на своем, зачастую непонятном языке. Это недоверие долгое время препятствовало распространению в народе влияния радикальных партий, народников, а потом эсеров и социал-демократов, которые, казалось бы, провозглашали народные лозунги, но были основаны прозападными интеллигентами (и дворянами) и выступали с вестернизаторских позиций. Однако постепенно, с распространением образования и городской культуры, сопротивление народных масс вестернизации уменьшалось.

Все упоминавшиеся выше партии и течения принадлежали к «западничеству», и в целом «западничество» господствовало в идеологической атмосфере России начала XX века. Ранее, полвека назад, противовесом «западничеству» служили славянофилы с их апелляцией к традициям православия, крестьянской общины, соборности. После убийства Александра II традиционалистская реакция привела к тому, что славянофильство (в некой «официальной» форме) стало правительственной доктриной. Однако в проведении своей политики самодержавие не нуждалось в поддержке со стороны каких-либо общественных организаций; до октября 1905 года существовал официальный запрет на организацию политических партий, и все оппозиционные партии, о которых говорилось выше, были нелегальными. У сторонников правительства, естественно, не было желания нарушать закон, поэтому создание традиционалистской партии было невозможно. Это было одной из причин того, что, приняв официальные формы, славянофильство утратило характер общественного течения. Другая причина состояла в том, что интеллигенция имела «западнический» характер, и по мере развития процесса вестернизации традиционализм шаг за шагом сдавал свои позиции. В 1893 году П. Н. Милюков писал о «разложении славянофильства»; такой же точки зрения придерживались некоторые историки культуры.[1747]