История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Вступив в контакт с партиями, Г. Гапон оказался окружен присланными ими советниками. Одним из них был Петр Рутенберг, видный эсеровский боевик, который, как признавались позже вожди эсеров, был послан ими «пасти» Гапона. На последних митингах перед 9 января П. Рутенберг постоянно находился рядом с Гапоном, иногда «транслируя» для народа слова потерявшего голос священника.[1783] М. Горький характеризовал своего старого знакомого П. Рутенберга как «друга и учителя» Гапона, а жена П. Рутенберга и ее адвокат В. Бернштам утверждали, что П. Рутенберг был в числе лиц, редактировавших петицию.[1784]

Между тем в глазах народа движение было чисто традиционалистским: готовилось всем понятное религиозное действо, крестный ход народа к царю-батюшке за правдой. «Гапону и его людям за два – три дня удалось привести людей в состояние не только религиозного экстаза, но и высочайшего духовного подъема», – писал И. Н. Ксенофонтов.[1785] «Названный священник приобрел чрезвычайное значение в глазах народа, – писал 8 января прокурор Петербургской судебной палаты Э. И. Вуич. – Большинство считает его пророком, явившимся от бога для защиты рабочего люда…»[1786] Никакие вестернизованные лозунги не смогли бы привести массы в религиозный экстаз, тем более, что рабочие по-прежнему не доверяли интеллигентам. «Отчуждение массы рабочих от интеллигенции было настолько велико, – свидетельствует В. И. Невский, – что даже в то время, когда врачи с медикаментами явились рано утром 9-го в район, рабочие говорили им: „Не надо нам вас“. „Спасибо, но… не надо нам вас. Лучше… уходите, пожалуйста“».[1787]

Вечером 8 января Г Гапон совещался сначала с социал-демократами, а потом с эсерами. На встрече с эсерами Гапон спрашивал, есть ли у них бомбы и оружие, и, получив утвердительный ответ, настаивал, чтобы завтра эсеры были в рядах шествия и следили за ним. «Если его около дворца остановят и не пропустят к царю, то он даст знак белым платком – тогда… строй баррикады, бей жандармов и полицию». «Тогда, – говорил Гапон, – не петиции будем подавать, а революцией сводить счеты с царем и капиталистами».[1788] Согласно договоренности, эсеры и социал-демократы должны были идти в задних рядах шествия, иметь с собой оружие и красные флаги, но до времени не выставлять их.[1789]

План «революции» должен был составить П. Рутенберг, с которым Гапон имел особую беседу поздно вечером. Наутро у эсеровского боевика была карта с диспозицией сил, и движение колонн производилось по этому плану.[1790] Позднее выяснилось, что у Рутенберга было также и особое задание от ЦК эсеров. Вот, что пишет об этом А. В. Герасимов: «Внезапно я спросил его, верно ли, что 9 января был план застрелить государя при выходе его к народу?» Гапон ответил: «Да, верно. Было бы ужасно, если бы этот план осуществился. Я узнал о нем гораздо позже. Это был не мой план, а Рутенберга…»[1791]

Наутро колонны двинулись к центру города, впереди несли царские портреты, иконы и хоругви. Люди, одетые в праздничную одежду, как положено при крестном ходе, шли с непокрытыми головами и пели молитвы. Полицейские, подчиняясь обычаю, стояли на обочинах тоже с непокрытыми головами. Сила традиции была такова, что два полицейских офицера по собственной инициативе пошли перед колонной, в которой находился Гапон, расчищая дорогу крестному ходу. В других колоннах революционеры не считали нужным следовать предписанному Гапоном порядку. Горький и его друзья-большевики шли с колонной Выборгского отдела; они первыми, еще до начала столкновений, стали кричать «Долой самодержавие!» и подняли красный флаг. Замысел, очевидно, состоял в том, чтобы – как это было 17 марта 1848 года в Берлине – путем выбрасывания красных знамен спровоцировать полицию и вызвать крупномасштабные столкновения. Горький непосредственно участвовал в этой провокации и потом сохранил этот флаг на память. В колонне Невского отдела вооруженные эсеры вышли в голову колонны, и, ведя толпу, сумели пробиться к Зимнему дворцу; по дороге они производили беспорядки, рвали телеграфные провода и рубили столбы. На Васильевском острове революционеры начали строить баррикаду, как только началось шествие; на баррикаде был водружен красный флаг.[1792] После того как начались столкновения, эсеры возвели еще несколько баррикад, стали громить оружейные магазины и вооружать народ. М. Горький и Н. Ф. Анненский во время расстрела демонстрации оказались в публичной библиотеке; Горький призывал находившихся в библиотеке студентов идти сражаться. На Васильевском острове были сооружены три баррикады, но после непродолжительного сопротивления они были взяты штурмом войсками.[1793] У восставших было слишком мало оружия; бомбы, обещанные социал-революционерами, оказались пустым обещанием. «Совсем уж плохо было то, – писал В. И. Невский, – что с.-р., зная свою слабость, обещали то, что выполнить не могли».[1794]