История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Разгром при Цусиме нанес новый удар по авторитету самодержавия, и в обстановке смятения правительство одно время обсуждало вопрос о немедленном созыве Земского собора, но затем этот проект был оставлен.[1836] Было решено пойти на мирные переговоры с Японией; это решение было обусловлено также и усугублявшимися финансовыми проблемами: переговоры о кредитах сорвались, и стало ясно, что, по словам С. Ю. Витте, дальнейшее ведение войны возможно только «ценою полного финансового, а затем и экономического краха».[1837] Таким образом, вновь, как и в период Крымской войны, выяснилось, что Россия не может вести войну в обстановке внутреннего конфликта, Сжатия и порожденного им финансового кризиса.

Период до августа 1905 года проходил под знаком ожидания результатов работы булыгинского «совещания» по подготовке законов о будущей Думе. В середине июня законопроект попал в печать и выяснилось, что правительство стремится максимально ограничить роль Думы. Земский съезд, состоявшийся 6–8 июля, потребовал предоставления Думе законодательных прав, а также немедленного провозглашения политических свобод. Съезд принял обращение к народу с призывом работать вместе с земцами ради «достижения истинного народного представительства». Было решено начать «освободительную» агитацию в народе; некоторые земства стали устраивать совещания с крестьянами. 31 июля – 1 августа по инициативе либералов и с их участием состоялся учредительный съезд «Крестьянского союза». Вместе с тем продолжавшиеся в разных местах аграрные волнения начали вызывать опасения дворянства. 18 июня 26 губернских предводителей дворянства представили царю записку, в которой, поддерживая предложения земцев, в то же время сетовали на то, что ослабление власти может вызвать попытки земельного передела.[1838]

В июле 1905 года состоялась серия правительственных совещаний в Петергофе, на которых обсуждался законопроект о Думе. Правительство искало для себя будущую думскую опору, и в этой связи высказывались суждения о расколе элиты и о ненадежности опоры на дворянство. «С 1890 года 9/10 гласных принадлежат к российскому дворянству, – говорил В. Н. Коковцов, – поэтому к ошибкам и заблуждениям земства дворянство не может считать себя непричастным… Какое же основание верить в то, что дворяне в Думе будут представителями консервативных начал? Не служит ли предостережением против такого заблуждения пример последнего съезда в Москве? Ведь в нем участвовали по преимуществу дворяне, в числе коих находились многие представители славных в прошлом дворянских родов… Жалованная грамота дворянству не удостоверяет верность его престолу».[1839] «Позвольте Вас спросить: к какому сословию принадлежат князья Долгорукие, Трубецкие, Голицыны, Шаховские, Кузьмины-Караваевы, Петрункевичи? – возмущенно вопрошал великий князь Владимир Александрович. – Они дворяне. А что они говорят и пишут?»[1840] Но в то же время высказывались опасения и по поводу другого сословия, считавшегося опорой престола, крестьянства. «Не достаточно ли какому-нибудь адвокату посулить выборщикам из крестьян передел земли, чтобы склонить их голоса в свою пользу?» – спрашивал А. А. Нарышкин.[1841] «Об устойчивую стену консервативных крестьян разобьются все волны красноречия передовых элементов», – отвечал граф Бобринский.[1842] Правительство сочло, что основная масса крестьян еще не затронута революционной агитацией, и представители крестьян должны были составить 43 % выборщиков депутатов в будущую Думе. 34 % выборщиков должны были принадлежать к землевладельческой курии и 23 % – к городской.[1843]

«Расчет все явственнее сводился к тому, чтобы поставить перед ведущими штурм самодержавия силами крестьянскую думу и прикрыть ею власть», – писал Ю. Б. Соловьев.[1844]