Октябрьская стачка не дала рабочим того, что они требовали: 8-часовой рабочий день и увеличение заработной платы. Поэтому на петербуржских фабриках началось движение за введение 8-часового дня явочным путем: проработав 8 часов, фабричные прекращали работу и шли «снимать» рабочих других предприятий. В ответ предприниматели по соглашению с правительством объявили грандиозный локаут: 72 петербургских завода прекратили работу; 100 тыс. рабочих остались без средств существования.[1897]
Таким образом, новый кризис был неизбежен. До конца ноября в Петербурге существовало своего рода «двоевластие» правительства и Петербургского совета, который опирался на советы в других городах и явочным порядком вводил на предприятиях 8-часовой рабочий день. 27 ноября Петербургский совет призвал всех граждан не платить налоги, изымать вклады из сберегательных касс и требовать расчета только золотой монетой. Среди вкладчиков началась паника; за месяц из касс было изъято 110 млн. руб., налоги почти не поступали, правительство снова находилось на грани банкротства – финансовый крах был отсрочен лишь займом в 100 млн. руб., предоставленным французскими банками в конце декабря.[1898] Этот заем был в известной степени отражением произошедшей перегруппировки политических сил: западные банкиры и политики вслед за русскими западниками стали оказывать поддержку новому правительству.К началу декабря перегруппировка политических сил усилила позиции правительства, и оно перешло в наступление; 3 декабря Петербургский совет был арестован в полном составе. В Москве и в ряде других городов советы призвали к всеобщей забастовке, которая по замыслу социал-демократов должна была перейти в вооруженное восстание. Однако рабочие теперь боролись практически в одиночестве: либералы вышли из борьбы, лидер кадетов П. Н Милюков осудил призыв к новой стачке как «преступление против революции». В стачке приняла участие лишь небольшая часть служащих, входивших в «Союз союзов» (всего лишь 30–40 учреждений). Количество бастовавших рабочих достигло 433 тыс., но в целом стачка имела намного меньшие масштабы, чем в октябре.[1899]
Однако распространение революционных настроений на армию, казалось, могло дать рабочим шанс на победу. В начале декабря в частях московского гарнизона происходили волнения, и когда 9 декабря началось восстание в Москве, у генерал-губернатора Ф. В. Дубасова было лишь 1350 верных солдат. Но и численность восставших была невелика – около 2 тыс. вооруженных дружинников (среди них 250–300 студентов). Союз железнодорожников (ВЖС) принял участие в забастовке, и движение было вновь парализовано, что затруднило действия правительственных войск. Однако через несколько дней военные сумели наладить работу Николаевской железной дороги, по которой из Петербурга в Москву был переброшен гвардейский Семеновский полк. С прибытием подкреплений правительственные войска перешли в наступление, и 17–18 декабря восстание было подавлено. Массовые аресты рабочих активистов нанесли удар по руководству всеобщей стачки, и вскоре она прекратилась. Затем были проведены массовые увольнения участников выступлений; весной 1906 года в Петербурге число безработных достигло 40 тыс., в Москве – 20 тыс., по всей России – около 300 тыс. человек; что составляло примерно пятую часть общей численности фабричных рабочих.[1900]
В деревне в ноябре и в декабре продолжались массовые выступления, сопровождавшиеся разгромом помещичьих имений. Если в октябре, по данным С. М. Дубровского, было зафиксировано в общей сложности 219 выступлений, то в ноябре – 796, а декабре – 575.[1901]
В декабре по всей сельской местности свирепствовали карательные экспедиции; в Саратовской губернии (где размах волнений был наибольшим) было казнено по суду и без суда 379 участников выступлений, сотни людей были отправлены в ссылку.[1902] Министр внутренних дел П. Н. Дурново приказывал киевскому генерал-губернатору «немедленно истреблять силою оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления – сжигать их жилища… аресты теперь не достигают цели: судить сотни и тысячи людей невозможно». Этим указаниям вполне соответствовало распоряжение тамбовского вице-губернатора полицейскому командованию: «меньше арестовывайте, больше стреляйте…». Генерал-губернаторы в Екатеринославской и Курской губерниях действовали еще решительнее, прибегая к артиллерийским обстрелам взбунтовавшегося населения. Первый из них разослал по волостям предупреждение: «Те села и деревни, жители которых позволят себе какие-либо насилия над частными экономиями и угодьями, будут обстреливаемы артиллерийским огнем, что вызовет разрушения домов и пожары». В Курской губернии также было разослано предупреждение, что в подобных случаях «все жилища такого общества и все его имущество будет… уничтожено».[1903] В начале 1906 года восстания были в основном подавлены. В январе число выступлений упало до 179, а в феврале – до 27.[1904]