«Ситуация в армии становилась все более безнадежной, – свидетельствует А. Ф. Керенский. – В январе 1917 года насчитывалось 1200 тысяч дезертиров, и число это постоянно росло. В армии шла самовольная демобилизация. Высшее командование было бессильно остановить разбегавшихся по домам солдат. Создавались особые отряды военной полиции для отлова дезертиров… Исчезла всякая воинская дисциплина. Целые роты отказывались сражаться… Солдаты то и дело покидали траншеи, братались с немцами, иногда уходя вместе с ними».[2133]
Характерно, что процесс разложения русской армии не ускользнул от внимания германского генштаба и учитывался в оперативном планировании.[2134]
Таким образом, к началу 1917 года два фактора кризиса, о которых говорилось выше, – падение авторитета власти в результате военных поражений и ненадежность войск как следствие предшествовавшего войне Сжатия и военных тягот – подготовили почву для революции.
8.15. Продовольственный кризис в городах – часть механизма брейкдауна
Однако существовал еще и третий фактор: гиперинфляция, развал рынка и голод в городах.
Как отмечалось выше, благодаря прекращению экспорта страна в целом была вполне обеспечена продовольствием. Однако помимо проблемы производства существовала еще проблема распределения продовольствия. В мирное время вопросы распределения продовольствия решались через рынок, и государство не вмешивалось в рыночную экономику, опасаясь нарушить интересы землевладельцев. Такой же политики самоустранения оно придерживалось и в первый военный год, не придавая особого значения проблеме распределения.Между тем в 1915 году система рыночного распределения стала разрушаться в результате финансового кризиса и начавшейся быстрой инфляции. Как отмечалось выше, типичный механизм кризиса общества, находящегося в состоянии Сжатия, в условиях войны включал гиперинфляцию и развал рынка. Это объяснялось тем, что Сжатие
вызывало финансовый кризис, и в этих условиях военные расходы могли финансироваться в основном лишь за счет эмиссии бумажных денег. Огромные военные расходы не могли быть профинансированы, исходя из обычного бюджета. В 1914 году доходы бюджета составляли 2,8 млрд. руб., и поскольку увеличить доходы за счет налогов с населения было практически невозможно, то в 1915 году доходы формально остались на том же уровне (а с учетом инфляции существенно уменьшились). Между тем военные расходы за вторую половину 1914 года составили 2,5 млрд. руб., за 1915 год – 9,4 млрд, за 1916 год – 15,3 млрд.[2135] Военные расходы намного превосходили обычные доходы во всех воюющих странах, но в России ситуация усугублялась условиями Сжатия. Для стран с относительно высоким уровнем жизни, помимо повышения налогов и эмиссии бумажных денег, существовал еще один путь получения доходов – внутренние займы. Правительства этих стран могли опираться на поддержку народа, который готов был кредитовать государство ради будущей победы – и главное, мог кредитовать государство, потому что даже простые люди имели определенные сбережения. В Германии доля займов в годы войны составляла 90 % средств, полученных на внутреннем рынке, и 74 % военных расходов.[2136] В России Сжатие обусловливало бедность населения, поэтому за счет займов было погашено лишь 7,5 млрд. из 30,5 млрд. руб. военных расходов царского правительства – то есть 25 %.[2137]Однако дело было не только в бедности: глубинной причиной возникших финансовых трудностей было нежелание населения оказывать поддержку властям, как деликатно выражается один из историков, «отсутствие должного понимания населением гражданского долга».[2138]
При этом необходимо отметить, что либеральная оппозиция агитировала за займы, и имущие слои населения вкладывали в них свои деньги – речь идет об отсутствии поддержки правительства со стороны простого народа.[2139] Это было следствием вызванного Сжатием социального раскола.
Рис. 8.5. Количество денег в обращении, индекс цен и число голодных бунтов в городах (без Сибири, Закавказья, Кавказа и Донской области) по полугодиям.
[2140]