Преемственность всегда была больным вопросом. Возможно из-за того, что он сделал Горбачёву, Ельцин крайне подозрительно относился к подчиненным, демонстрирующим личные амбиции. Он недооценил способности и перспективы тех, кто его окружал. В 1995–1996 годах улучшение экономической ситуации, последовавшее за снижением инфляции, вполне могло бы осуществиться молодым кандидатом Немцовым, поддерживаемым Кремлем, или даже Черномырдиным и привести к еще более решительной победе, чем победа Ельцина на президентских выборах. К тому времени негатив Ельцина угнетал. Я считаю, что он действительно предпочел не баллотироваться. Но он думал, что никто не сможет побудить коммунистов, кроме него.
Ельцин собирался вручить страну полковнику КГБ.
Почти сразу после 1996 года Ельцин начал думать о 2000 годе. Он чувствовал растущую жажду порядка, образ кандидата должен был близок к правоохранительным органам или вооруженным силам – нужен был силовик. И он знал, что если не найдет такого кандидата первым, это сделают россияне и политическая элита. Поэтому он сосредоточился на тех людях, которые принадлежали к молодому поколению, которые разговаривали с «военной лаконичностью», он искал того, кто мог бы не только укрепить государство, но и продолжить его реформы.
Таким кандидатом был Путин. Не только силовик, но, как оказалось, демократ, бывший студент юридического факультета и верный помощник либерального реформатора Анатолия Собчака, именно тот человек, который, по мнению Собчака, может реинтегрировать службы безопасности в новую демократическую Россию. Он молод, осторожен, с современными взглядами и не зацикленный на бизнесе. У него были хорошие отношения со многими либералами Санкт-Петербурга, экономическими технократами, которых Чубайс пригласил в московские министерства. В трудные моменты он был предан Ельцину. Но он «не любил выборы».
Ельцин провел серию смотрин кандидатов в президенты.
Был ли более подходящий кандидат из силовиков? С 1998 года Ельцин провел серию, как сказал его юридический советник Михаил Краснов, смотрин. Стремительные действия генерала Лебедя, его причудливые заявления и стремления затевать драки исключили его из списка претендентов. Кандидатуры Николая Бордюжи (руководителя пограничной службы), Примакова и затем Степашина были рассмотрены и отклонены. Путин, конечно, был не большим либералом и демократом из всех. Примаков имел довольно двойственное отношение к свободе прессы и был более враждебно настроен к свободным рынкам. Чубайс и Гайдар лоббировали кандидатуру Степашина, у которого были хорошие взаимоотношения с реформаторами и который позже баллотировался от социал-демократической партии «Яблоко». Однако Степашин решительно поддержал первую чеченскую войну и в разной степени облегчил возрождение бывшего КГБ. Позже Путин похвалил его за то, что он повел себя «по-взрослому» в плане руководства санкт-петербургским филиалом министерства безопасности в 1992 году: «Он своим демократическим авторитетом прикрыл спецслужбы Ленинграда» в то время, когда люди хотели «крушить, ломать, раздирать». Его руководство могло повлечь за собой более мягкую и спокойную версию путинизма, но, возможно, совершенно не другой подход.
Ельцин не смог узнать того, что мы сейчас знаем: экономическое восстановление, начатое в 1999 году, будет достаточно сильным, чтобы привести многих возможных кандидатов Кремля к победе в 2000 году, и что это даст победителю необычайную свободу в изменении курса России (см. главу 7). Вполне вероятно, что к июню 2000 года даже молодой реформатор, такой как Немцов, с одобрения и поддержки Кремля мог бы победить Лужкова или Примакова. И все же Ельцин вернулся к кандидатуре полковника КГБ, имеющего наиболее прагматическую приверженность к демократии. Его интуиция, которая часто вела в правильном направлении, на этот раз его подвела.
Рано или поздно (обычно рано), всех писателей начинает волновать вопрос о характере Ельцина. Мало кому он нравился. Ельцин был упрямым, неуклюжим, вспыльчивым, жестким, требовательным, скрытным, сдержанным на новые знакомства, зависимым от собственного эго и склонным вспылить на ровном месте, как ребенок. По крайней мере, так он сам себя описывал. Другие высказывались о нем менее лестно.