Наступило затишье. Но спустя 12 лет монголо-татары вновь пришли из своих степей. В 1236 г. они под началом любимого внука Чингис-хана, Бату-хана, разгромили Волжскую Булгарию. Ее столица, другие города и села исчезли с лица земли навсегда. Тогда же началась и последняя «охота» монголо-татар на половцев. По всему огромному пространству степей, от Волги до Кавказа и Черного моря, двинулась облава: тысячи всадников цепью охватывали огромные территории в кольцо и начинали его сужать непрерывно, днем и ночью. Всех степняков, оказавшихся внутри кольца, как зверей, жестоко убивали. В этой невиданной облаве погибли половцы, кипчаки и другие степные народы и племена – все поголовно: мужчины, дети, старики, женщины. Как писал проезжавший несколько лет спустя по Половецкой степи французский путешественник Рубрук: «В Комании (земле половцев) мы нашли многочисленные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле подобно навозу».
А потом наступил черед Руси. Решение о покорении Руси приняли еще на курултае 1227 г., когда великий хан Угедей поставил перед своим народом цель: «Завладеть странами Булгара, Асов (осетин. –
1237 – Гибель Северо-Восточной Руси
На границах Русской земли, точнее в Рязанском княжестве, врагов встречало войско местного князя Юрия Игоревича. Вначале Юрий послал к Бату своего сына Федора с посольством и дарами, прося оставить в покое Рязанскую землю. Приняв дары, Бату приказал перебить посланников рязанского князя. Потом в «злой и ужасной сечи» князь, его братья, удельные князья, бояре и все «воины удальцы и резвецы рязанские… все как равные пали, все одну чашу смертную испили. Ни один из них не возвратился вспять: все вместе мертвые лежат», – заключает летописец. После этого войска Бату подошли к Рязани и, верные своей тактике, начали непрерывный – днем и ночью – штурм сильных укреплений Рязани. Измотав защитников, 21 декабря 1237 г. враги ворвались в город. На улицах началась резня, а искавшие спасения в церкви женщины были там заживо сожжены. Страшные следы этой резни (проломленные черепа, иссеченные саблями кости, наконечники стрел, торчащие в позвонках) археологи до сих пор находят на развалинах так и не возродившегося никогда города – современная Рязань возникла уже на новом месте.
Князья не сумели организовать совместную оборону Руси от нашествия. Каждый из них, бессильный против опытного и многочисленного врага, мужественно погибал в одиночку. История сохранила немало подвигов русских воинов вроде Евпатия Коловрата, рязанского богатыря, который собрал уцелевшие остатки рязанских дружин (около 1600 человек) и отважно ударил в тыл уходившему от сожженной Рязани врагу. С большим трудом, закидав русских камнями из метательных орудий, монголо-татары справились с «крепкоруким и дерзким сердцем львояростным Евпатием».
Пример подлинного героизма показал маленький город Козельск, защитники которого за деревянными стенами целых два месяца сопротивлялись завоевателям, а потом все как один погибли в рукопашном бою на стенах и улицах города, названного монголо-татарами «злым». Кровопролитие оказалось таким страшным, что, согласно летописи, 12-летний князь Козельский Василий утонул в потоке крови. Отважно сражались с противником и объединенные русские войска, собравшиеся под Коломной в январе 1238 г. На битву пришли даже новгородцы, чего никогда не случалось раньше, – видно, осознание страшной угрозы дошло и до гордого Новгорода. Но монголо-татары и в этой битве взяли верх, несмотря на то что русским воинам удалось впервые убить одного из Чингизидов – хана Кулькана. После Коломны пала Москва, по льду замерзших рек завоеватели, как страшный селевой поток, устремились к златоглавому Владимиру. Для устрашения защитников столицы монголо-татары вывели под стены города тысячи обнаженных пленных, которых стали жестоко избивать плетьми. 7 февраля 1238 г. Владимир пал, семья князя Юрия и множество горожан были заживо сожжены в Успенском соборе. Потом подверглись разгрому почти все города Северо-Востока: Ростов, Углич, Ярославль, Юрьев-Польской, Переславль, Тверь, Кашин, Дмитров и т. д. «И текла кровь христианская как река сильная», – восклицал летописец.