Одна из спорных территорий — земли «Червонной Руси»,
или, как их называет летопись, «червенские города» Пере-мьпыль, Червен и др. Стратегическое значение «Червонной Руси» заключалось в том, что через эти земли и Краков шел путь на Прагу и далее в южногерманские и моравские земли. Согласно летописи, в 981 г. Владимир Святославич впервые занял принадлежавшие Польше земли «Червонной Руси». В годы усобиц после смерти Владимира, эти земли, видимо, вновь перешли к Польше, ведь Болеслав Польский, на дочери которого был женат Святополк, принимал самое непосредственное участие в войне русских князей. Болеслав поддерживал Святополка в борьбе против Ярослава, а сестру Ярослава насильно увел в Польшу. Окончательно «червенские города» были присоединены к Руси уже после смерти Болеслава в результате совместного похода Ярослава и Мстислава Чернигово-Тмутараканского (в летописи поход обозначен по константинопольскому стилю, 1030 г.).Другой спорной территорией между Русью и Польшей являлась земля ятвягов,
примыкающая с юга к Пруссии. В 983 г. эту территорию завоевал Владимир. Но, видимо, в усобицу 1015— 1019 гг. и эти приобретения были утеряны. Во всяком случае, в 1038 г. Ярослав вновь совершил поход на ятвягов.Земля ятвягов также представляла определенный стратегический интерес, связывая Черную Русь
(Верхнее Понеманье) с поморскими городами. В начале XI столетия Польша в союзе с Германией, в частности с Саксонией, стремилась подчинить племена лютичей и поморян своей власти. Здесь их, однако, встретило упорное сопротивление, и на протяжении веков поморяне и лютичи будут относиться к Польше резко враждебно. В «Повести временных лет» нет записей за начало XI столетия. Но можно предполагать, что киевский князь был на стороне поморян, откуда, судя по внешнему виду богов языческого пантеона Владимира, были вывезены образцы поразивших киевлян изображений языческих идолов.В 30-е гг. XI в. Польша пережила внутренние неурядицы, заметно пошатнувшие и ее внешнеполитическое положение. В этих условиях князь Казимир Пяст ищет возможности сближения с Русью, дабы отстоять владения на западе. Он женился на сестре Ярослава Добронеге-Марии и возвратил 800 плененных еще Болеславом киевлян «за вено». В свою очередь, Ярослав женил сына Изяслава на дочери польского короля Мешко II (правил в 1025—1034 гг.) Гертруде. Примечательно, что в позднейших скитаниях по Европе в 60—70-х гг. Изяслав не получит помощи в Польше, но будет принят в Тюрингской Руси,
за которую и позднее будут бороться талицко-волынские князья и которая в качестве немецкого графства просуществует до 1920 г.Во все времена династические союзы служили укреплением отношений между государствами. Поэтому сама направленность таких браков может служить свидетельством внешнеполитических устремлений. Владимир стремился к упрочению положения в самой Руси,
и потому браки большинства его сыновей как бы связывали княжескую семью с землями разных славянских племен. Лишь нелюбимый Святополк и непокорный Ярослав привезли невест из-за границы, причем Ярослав — уже после разрыва с отцом и его смерти.Внешняя политика Ярослава была устремлена на заключение прочных отношений с западными и северными соседями.
Поэтому браки детей Ярослава Владимировича носили совершенно иной характер. Своих дочерей он выдал замуж за правителей разных стран: Елизавету — за норвежского короля Харальда, Анастасию — за венгерского принца, а потом короля Андрея, Анну — за короля Франции Генриха, сестра Ярослава Доброне-га-Мария, как уже говорилось, стала женой польского князя. Сыновья Ярослава также получили в жены иностранных принцесс: Изяслав был женат на польской принцессе Гертруде, Святослав получил жену из Германии, а Всеволод — из семьи константинопольских цесарей Мономахов.При Ярославе были установлены тесные связи и со Скандинавией.
300 гривен дани от Новгорода в пользу варягов, которые установил еще Олег, платили до смерти Ярослава, только теперь, видимо, другим «варягам», именно тем, что помогли Ярославу овладеть Киевом и устранить соперников. И показательно, что сразу после кончины Ярослава его сыновья прекратили выплату этой дани, и никто не пытался на нее претендовать.