И Игорь явно боялся этого веча, а потому остался в стороне с дружиной, направив к вечникам брата. Именно Святославу веч-ники изложили свои требования. Они сводились к отстранению прежних судей (в Ипатьевской летописи «тиунов») Ратши и Ту-дора, назначению новых, которые бы судили «по уставу отец и дедов». И Святослав, захватив с собой «лучших людей», направился к Игорю, советуя принять требования киевлян.
Дальнейшие события в источниках также переданы с некоторыми разночтениями и снова наиболее последовательно и логично ход их представлен у Татищева. Игорь «целовал крест» (т. е. поклялся, судить по праву), «хотя ему такое странное требование весьма прискорбно было». Далее ход событий достаточно ясно представляет Ипатьевская летопись. Князь поехал на обед, а народ отправился грабить дворы Ратши и мечников (Татищев ошибочно понял эту древнюю должность как имя «Менкин»). Игорь с помощью Святослава едва сумел «утишить» киевлян и сразу же направил посольство к Изяславу Мстиславичу, стремясь выяснить его отношение к происходящему. Вместе с тем — об этом говорят Московский свод и Татищев — обещание, данное киевлянам, Игорь не собирался выполнять и грозил (по Татищеву) «головами киевлян ту обиду Ратшину заплатить». После этого киевляне обратились к Изяславу Мстиславичу, призывая его на княжение.
Незначительные сами по себе текстовые разночтения дали основания для довольно острой дискуссии, основы которой лежат в общем представлении о характере социально-политических отношений на Руси в это время: считать ли феодальную раздробленность «прогрессивным» или «регрессивным» периодом в русской истории. Мнение М.Н.Тихомирова заключалось в том, что «Гора» и «Подол» в Киеве противостояли друг другу в самой структуре городской организации. При этом Ольговичи пытались опереться на «верхушку», складывавшуюся из представителей княжеской дружинно-вотчинной исполнительной власти и из наиболее оторвавшихся от «Земли» «лучших людей» города, а рядовые «кияне»-«вечники» — ремесленники, торговцы, постоянно привлекаемые князьями ополченцы (обычно то и другое совмещалось), — надеялись на восстановление «правого суда», который на фоне худшего ассоциировался со временем Владимира Мономаха и Мстислава.
Конечно, в социальном плане Киев, как и Новгород, и другие города, был расслоен, хотя расслоение нельзя свести только к классовому. В городах шла борьба по меньшей мере между тремя взаимосвязанными и все-таки обособленными социальными слоями. Первый, верхний слой —
это князь и его дружина, даже исторически мало связанная с городами, в которых они властвовали. Второй слой — выделившаяся в результате социального размежевания в рамках самой «Земли» управленческая верхушка, которая теперь стремится «приватизировать» традиционно выборные должности. Третий слой — собственно население города, «вечники», ремесленники и смерды, без участия которых не обходилось ни одно значительное мероприятие. Ведь именно «вечники» составляли основу городского ополчения, а городам Южной Руси (да и Западной тоже) постоянно приходилось быть готовыми к отражениям внешних нападений, хотя, в отличие от предшествующих столетий, эта готовность носила в основном оборонительный характер.События 1146 г. в Клеве, как и новгородские десятилетием раньше, демонстрировали не упадок экономических связей областей, как представлялось многим авторам, а, напротив,
«Задница» в древнерусском языке — понятие многозначное. Так обозначалось, например, подворье крестьянской усадьбы. В «Русской правде» — это имущество умершего смерда — его наследство. В княжеской лексике обычно речь идет об «отчине» (откуда позднейшая «вотчина»). В послемонгольское время само это понятие выходит из употребления, почему списки Ипатьевской летописи XVI в. опустили и саму фразу. Но и ранее, как можно судить и по реакции киевлян, за этим правовым термином предполагалось определенное социальное принижение: