При том что подавляющее большинство и историков, и филологов весьма критически восприняли мнение A.A. Зимина, выявилось все-таки, что эпоху XII в., да и весь исторический процесс, большинство специалистов представляло довольно смутно. Одним из аргументов в пользу подложности «Слова о полку Игореве» было эмоциональное заключение, что этот памятник слишком «хорош» для XII в.; таковой не могли создать ранее XVIII в. На этот аргумент легко было реагировать словами A.C. Пушкина: никто из поэтов XVIII в. неспособен был создать «плач Ярославны». Р. Якобсон, оценивая прошедшую дискуссию как бы со стороны, удивлялся «глухоте» скептиков к поэзии вообще, в результате чего шедевр сопоставлялся с примитивными виршами. Но констатация этого факта не решала вопроса о культурно-историческом содержании эпохи, отраженной в «Слове о полку Игореве». Другой аргумент скептиков — памятник слишком светский для XII в., поэтому он мог появиться только в XVIII в., когда культура освобождалась от религиозной оболочки (этот аргумент и показался убедительным А.И. Клибанову). В этом случае снова выявлялось слабое представление о том, что же собой представлял в этом плане XII в. Третий аргумент —памятник слишком общерусский; таковой не мог появиться в феодально-раздробленной Руси XII в. Но ведь внутренняя страсть и боль «Слова о полку Игореве» — это призыв к преодолению усобиц (это заметил даже К. Маркс). Четвертый аргумент: памятник — «луч света в темном царстве»; он не вмещается в тесные и низкие рамки эпохи, слишком выделяется на фоне иных памятников того времени. В этом взгляде отразилось представление об историческом развитии как о непрерывном восхождении, а в конечном счете выявилось, что и сам исторический процесс часто понимается слишком упрощенно. В числе аргументов A.A. Зимина был и такой: в XII в. не могло быть призыва к образованию единого централизованного государства. Но у автора «Слова» такого призыва и нет — говорится о необходимости объединения сил Руси, а не об объединении территорий. Ответить же надо было по существу лишь на один, но очень большой вопрос: соответствует «Слово» XII в. или не соответствует? И для этого требовалось существенно углубить понимание домонгольского периода русской истории и культуры.
После выступления A.A. Зимина и полемики в ряде журналов (Вопросы литературы. 1967. №3. «История СССР». 1968. №6 и др., а также солидная публикация Р.Якобсона за рубежом) появились своеобразные «коррективы»: делались попытки вынести «Слово» в XVII в., а Л.Н. Гумилев сумел увидеть в поэме памфлет на Александра Невского. Поскольку Александр Невский в концепции Л.Н. Гумилева велик тем, что он был союзником монголо-татар, автор «Слова» по существу осуждался за его призыв к объединению разрозненных сил Руси. Эта странная концепция получила разгромный отклик в прекрасной статье Б.А. Рыбакова «О преодолении самообмана» (Вопросы истории. 1970. №3), причем об идеализации Л.Н. Гумилевым кочевников-степняков ученый предложил поговорить более обстоятельно с привлечением широкого круга специалистов и по Руси, и по Востоку.
Конечно, любые утверждения о подложности «Слова о полку Игореве» — это спекуляция. По сути дела, единственным итогом этой бессмысленной дискуссии можно признать тот факт, что многие специалисты плохо понимали специфику домонгольской эпохи и, в частности, XII в. Необходимо более полное и точное изучение истории домонгольской Руси — вот какую проблему обнажила эта дискуссия.
Позднее устная традиция будет сохраняться в сказках и былинах, и точности передачи текста уже не будет, поскольку они станут общеупотребительными. Переселения на новые места — с юга на север — неизбежно меняли и наполнение фольклорных традиций. Так, скажем,
Абсолютного счета лет язычество не знало: счет велся поколениями. «Абсолютный счет» — от Сотворения мира и Рождества Христова — привнесет христианство, но эти расчеты окажутся весьма разными в разных христианских общинах и трактовках (известно более двухсот христианских космических эр), и эти различия нередко помогают выявить культурные контакты в рамках преобладавшей в Европе и отчасти в Азии христианской традиции.