Роль «научной социологии» у нас длительное время выполнял «исторический материализм», который родился в кругах социал-демократов-позитивистов начала XX в. и перешел в учебные программы вузов советского времени. «Исторический материализм» претендовал на роль «метода» исторической науки, но сам был лишен метода (таковой остался в диалектическом материализме в качестве «теории познания»), а фактический материал заимствовал у исторической науки. Само определение предмета как «науки о наиболее общих законах развития общества» делало его паразитарным привеском к исторической науке, а притязания на роль указующего «метода» обрекали историю на роль толкователя этого «метода».
Предметом социологии является изучение соотношения разных сторон общественного организма, а также — что не менее важно — взаимодействие общественного бытия и общественного сознания. Исторические и социологические законы тесно переплетаются и практически одни без других не существуют. Часто один и тот же закон выступает в обоих качествах. В свое время В.Н. Татищев открыл исторический закон: «ремесла причина городов». Но это и социологический закон, выражающий отношение между ремеслом и городом как формой организации. Подобным образом возникновение классов порождает государство, и государство является формой, соответствующей обществу, расколотому на противоборствующие классы. Родовая и территориальная общины — социальные организмы, исследуемые социологией. Но переход от первой ко второй — историческая закономерность. При этом многообразие и противоречивость проявления закономерности видны уже из того, что переход от одной стадии к другой у народов совершается не только в разное время (от эпохи бронзы до нашего столетия), но и на различных стадиях хозяйственного развития.
Для историка необходимо активное владение достижениями социологии, а социологам столь же важно учитывать достижения исторической науки. Историку постоянно приходится обращаться к социологии, перенося методы и принципы этой науки в разные изучаемые эпохи, а социолог не поймет сути взаимосвязей и взаимообусловленностей, не уяснив их происхождения. Сложность заключается в необходимости перерабатывать огромный историко-философский и фактический материал. Только при этом условии обозначенные выше постулаты диалектики явятся надежным методологическим фундаментом.
Работы историков-позитивистов чаще всего страдают описа-тельностью. Они полезны как сводка определенного источни-кового и фактического материала. Но факты в них обычно не ведут к пониманию процессов и закономерностей развития, тем более что такая задача в позитивизме чаще всего и не ставится. Избегают позитивисты и оценок, считая оценки признаком субъективизма. На самом деле именно отказ от систем ценностей ведет к субъективизму: автор невольно проводит свои взгляды, нигде не давая им обоснования.
Надо иметь в виду и то, что понятие «факт» в позитивизме и диалектическом материализме (как ив иных формах диалектической методологии) имеет разное наполнение. В позитивизме «факт» — нечто непосредственно осязаемое: вещь, запись в источнике. «То, что не может быть познаваемо, не может быть и предметом науки, как, например, мир сущностей, противоположный миру явлений», — писал известный русский историк Н.И. Кареев. По мнению автора, «то, что составляет предмет истории, не выходит за пределы мира явлений».