Это заключение Татищева интересно уже потому, что «Поучения» Владимира Мономаха Татищев не знал: оно сохранилось только в Лаврентьевской летописи. А Мстислав вроде бы следовал «Поучению» отца. Указание на «великие подати» тоже предполагает какой-то источник, бывший в руках Татищева. В этой связи представляет интерес и указание источника Татищева, что Крестина — супруга князя («Хрьстина» в Новгородской Первой летописи) не датская принцесса, как принято считать в литературе, а дочь новгородского посадника. Крестина умерла в 1122 г. и Мстислав, будучи в Киеве, женился на дочери умершего в 1118 г. новгородского посадника Дмитрия Завидца. Во всяком случае, Мстислава до конца его дней больше занимали дела Северной Руси и к
Новгороду, где он пробыл более 20 лет, он был привязан, пожалуй, больше, чем к Киеву.И последний его поход — возобновление дани с племени чудь, являвшемся данником Руси еще в IX в.
§ 2. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Картину общественно-политического устройства
Древней Руси в IX—XI вв. определяли не только и не столько личные качества князей или экономические отношения, сколько этносоциальные традиции различных народов, образовавших Древнерусское государство. А таких традиций, напомним, было несколько, причем они противоречили друг другу. Напомним, что в этническом отношении даже «род русский» не был един, и каждая из этнических групп «руси» привносила в общественно-политический строй Древнерусского государства какие-то свои особенности. Следовательно, мы должны видеть очень сложную картину общественно-политических отношений в Древней Руси IX—XI вв. Она представляет собой не только противоречие между «Землей» и «Властью» («родом русским»), как между славянским и неславянским этническим элементами, но и противоречия внутри самого «рода русского», как тоже полиэтнического конгломерата. Следует также учитывать противоречия между Северной Русью с центром в Новгороде и Южной Русью с центром в Киеве. В обоих центрах сложились во многом различные общественно-политические традиции, которые сохранялись очень долгое время.В данном случае требуется более основательно рассмотреть институты управления, утвердившиеся в Древней Руси в этот период, их взаимодействия и характер государственности в целом.
Можно обратить внимание на то, что восточные славяне
в IX в. были объединены в большие союзы племен, границы между которыми определяются разными типами височных колец, а никак не укрепленными полосами. И летописное свидетельство V о том, что славяне «живяху в мире», вполне соответствует действительному положению.С русами
дело обстояло гораздо сложнее. Восточные авторы часто представляют русов народом, который вообще не имеет пашен, а кормится лишь за счет ограбления славян, заодно захватывая славян в плен и продавая их в Булгаре и Хорасане (речь, следовательно, идет о русах, промышлявших по Волго-Балтийскому пути). Названия Днепровских порогов, воспроизведенные Константином Багрянородным, также свидетельствуют о сохранении двуязычия у части русов (в данном случае, русов-алан из Прибалтики). И, конечно, до слияния нравственно-психологического и организационного между славянами и русами, а также между самими русами было еще очень далеко.Разные нравственные критерии полян-русов
и древлян во времена Игоря зафиксированы не только рассказом об их обычаях, но и в летописной статье об убийстве древлянами Игоря и мести Ольги. Симпатии летописца, конечно, на стороне Ольги. Но он сохраняет знаменательную фразу прибывших к Ольге древлянских послов: «Мужь твой аки волк расхищая и грабя, а наши князи добри суть, иже распасли суть Деревьску землю». И еще один важный факт — «лучьшие мужи, иже держаху Деревьску землю» (очередное обманутое Ольгой посольство) были избраны всеми древлянами.Здесь мы подходим к проблеме общественно-политического управления славянских племен, которое определялось их территориально-общинным устройством.
Известно, что главным органом управления у славян было вече. Впервые термин «вече» употреблен в «Повести временных лет» в связи с осадой печенегами Белгорода в 997 г. (запись, возможно, и более поздняя). Горожане собираются на вече, поскольку «от князя помочи нету». Но из легендарного рассказа о «белгородском киселе» следует, что вечевая практика была явлением обычным, хотя в Киеве, видимо, княжеская власть и противодействовала такого рода собраниям.