История России с древнейших времен. Том 11. Продолжение царствования Алексея Михайловича 1645–1676 гг

Черкасский должен был двинуться с войском, чтоб подвинуть посольское дело в Дуровичах. Здесь уже шесть съездов прошло в вычетах и перекорах, кто виноват в нарушении вечного мира – Москва или Польша? На седьмом съезде, 30 июня, московские уполномоченные сказали: «Все эти вычеты обеим сторонам известны, пора уже их оставить и говорить о том, как все ссоры успокоить и вечный мир заключить». Польские комиссары отвечали, что вечный мир может быть заключен только на поляновских условиях. Московские уполномоченные возразили, что поляновские статьи – вещь невозможная. «Ну так дайте нам письмо за руками, что Поляновский договор уничтожен, и тогда мы будем становить новые условия», – сказали комиссары. Но царские послы отказались дать письмо, предполагая хитрость: в Поляновском договоре утвержден был за государем московским царский титул; если уничтожить договор, то поляки откажутся писать этот титул. Пошли споры об уступке земель; поляки требовали возвращения всего завоеванного и 10000000 золотых польских за убытки и разорение. «Не уступим, – кричали они, – ни пяди земли, пока сабля у нас при боку; вы побрали наши города во время нашего бессилия, когда у нас много неприятелей было; но хотя господь бог за грехи нас и казнил, однако ото всех неприятелей освободил, остались у нас неприятели вы одни; мы и с вами хотим мира, только отдайте нам все; а не отдадите, и мы будем отыскивать своею саблею. Вы нас попрекаете за крымский союз: нам бы и самим не хотелось соединяться с ханом, но, видя вашу несклонность к вечному миру, поневоле с ним соединимся, соединимся и с шведским королем, и с иными государями; шведский посол теперь у короля в Варшаве, дожидается заключения союзного договора; да при нашем посланнике астраханские татары и калмыки присылали к крымскому хану с просьбою принять их в подданство; сами рассудите: когда мы со всеми этими государями соединимся, то вам придется плохо». Царские уполномоченные уступили им все, что только могли по наказу, уступили и Полоцк, и Динабург, но польские комиссары не хотели ни о чем слышать, кроме возвращения всего завоеванного. Тогда царские уполномоченные показали твердость, объявили комиссарам, что если они не хотят соглашаться ни на какие уступки, то съезжаться больше незачем, ибо они стоят в царских землях, в Смоленской волости, и своим станом мешают движению царских войск (по договору место съезда и окрестности на известное расстояние были свободны от военных действий). Польские комиссары присмирели, отказались от требования десяти миллионов за убытки. «Больше уступать нам нечего, – говорили они, – пусть опять начнется кровопролитие, у нас в государстве разорять нечего, потому что оно уже все разорено, а вы смотрите, не доводите нас до необходимости соединяться с другими государями». Видя невозможность продолжать переговоры, положили разъехаться на три недели, с 10 июля по 1 августа, царским уполномоченным отправиться в Смоленск, а польским комиссарам – в Толочино.

Приехавши в Смоленск, великие послы отправили в Москву товарища своего, Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина, чтоб тот подробно рассказал государю, как у них деле? делалось. Следствием этой поездки была царская грамота Долгорукому: «Будучи ты на посольских съездах, служа нам, великому государю, радел от чистого сердца, о нашем деле говорил и стоял упорно свыше всех товарищей своих. Эта твоя служба и раденье ведомы нам от присыльщиков ваших, также и товарищ твой, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, про твою службу и раденье нам извещал. Мы за это тебя жалуем, милостиво похваляем, а теперь указали тебе быть полковым воеводою, и ты бы над польскими и литовскими людьми промысл и поиск чинил бы, в которых местах пристойно, смотря по-тамошнему». Черкасский был отозван в Москву под предлогом, что он должен быть дворовым воеводою во время преднамереваемого царского похода в Литву. Ордин-Нащокин возвратился в Смоленск с наказом польских комиссаров подкупать всячески, чтоб они к миру были склонны. 30 июля он получил грамоту: «Ты бы нам отписал с нарочным гонцом наскоро, чаять ли от комиссаров сходства к миру и нашему походу из Москвы в Вязьму быть пристойно ли? Да ведомо нам, великому государю, что генерал-поручик Вильям Дромант нашу государскую премногую к себе милость и жалованье поставил ни во что и, нашим жалованьем обогатясь, нам служить не хочет, а хочет ехать за море, и ты б ему поговорил от себя тайно, чтоб он свою мысль отложил и за море не ездил». В ответ Ордин-Нащокин писал, что Долгорукий задерживает войско под Шкловом, в котором сильный гарнизон, и боится выйти из смоленских мест в литовские; но что он, Нащокин, держится прежнего своего мнения: осаду городов надобно оставить; и прежде эти осады губили войско и давали время неприятелю собираться с силами; он приходил и города свои отбирал назад. Теперь, не задерживая войска под Шкловом и Могилевом, стать к хлебным местам Смоленского уезда и оттуда пустить войну к Двине, где у литовских войск домы.