История России с древнейших времен. Том 11. Продолжение царствования Алексея Михайловича 1645–1676 гг

На третий день, 12 июля, туда поехали к нему князь Алексей Никитич Трубецкой и дьяк Ларион Лопухин. «Для чего ты, святейший патриарх, – спрашивал Трубецкой, – поехал из Москвы скорым обычаем, не доложа великому государю и не подав ему благословения? А если бы великому государю было известно, то он велел бы тебя проводить с честию. Ты бы, – продолжал боярин, – подал великому государю, государыне царице и детям их благословение: благословил бы и того, кому изволит бог быть на твоем месте патриархом, а пока патриарха нет, благословил бы ведать церковь крутицкому митрополиту». «Чтоб государь, государыня царица и дети их пожаловали меня, простили, – отвечал Никон, – а я им свое благословение и прощение посылаю и, кто будет патриархом, того благословляю; бью челом, чтоб церковь не вдовствовала и беспастырна не была, а церковь ведать благословляю крутицкому митрополиту; а что поехал я вскоре, не известив великому государю, и в том перед ним виноват: испугался я, что постигла меня болезнь и чтоб мне в патриархах не умереть; а вперед я в патриархах быть не хочу, а если захочу, то проклят буду, анафема».

По-видимому, Никон совершенно успокоился, приняв твердое намерение не возвращаться на патриаршество и занявшись исключительно заботами о своем любимом Воскресенском монастыре; необыкновенным смирением дышит письмо его к царю, отправленное с Трубецким или вслед за ним: «Многогрешный богомолец ваш, смиренный Никон, бывший патриарх, о вашем душевном спасении и телесном здравии господа бога ей-ей со слезами молю и милости у вас, государей, и прощения прошу, бога ради, простите мне многое к вам согрешение, которому воистину нет числа. По отшествии вашего боярина князя Алексея Никитича с товарищами ждал я от вас, великих государей, по моему прошению милостивого указа, не дождался и многих ради болезней своих велел отвезти себя в Воскресенский монастырь». Приехал в Воскресенский монастырь окольничий Иван Михайлович Милославский и объявил Никону от имени царского, что боярин Борис Иванович Морозов опасно болен, и если патриарху была на него какая-нибудь досада, то он бы простил умирающего. Никон письменно отвечал государю: «Мы никакой досады от Бориса Ивановича не видали, кроме любви и милости; а хотя бы что-нибудь и было, то мы – Христовы подражатели, и его господь бог простит, если, как человек, в чем-нибудь виноват пред нами. Мы теперь оскудели всем и потому молим твою кротость пожаловать что-нибудь для созидания храма Христова Воскресения и нам, бедным, на пропитание, а мы ради поминать его, боярина; ничто так не пользует нашей души, как создание св. церквей; а всего полезнее для души его было бы, если б он изволил положиться в доме живоносного Воскресения, при св. Голгофе: и память бы такого великого боярина не престала вовеки, и бог бы, ради наших смиренных молитв, успокоил его».