11 мая Иосиф был за проскомидиею в соборе, когда воры пришли звать его к себе в круг. «Добро, – отвечал митрополит, – вот я облачусь во всю святительскую одежду» – и пошел в алтарь облачаться, а воры дожидались на паперти; показалось им долго; начали говорить: «Что это, митрополит с попами не заперся ли в алтаре? мы пойдем в круг и, возвратясь, нечестью вытащим из церкви». Митрополит облачился и велел благовестить в большой колокол, чтоб собирались священники идти с ним вместе в круг. Войдя в круг в полном облачении, с крестом в руках, Иосиф спросил Уса: «Зачем вы меня призвали, воры и клятвопреступники?» Ус обратился к козаку, приехавшему от Шелудяка: «Что ты стал, выступайся! с чем приехал от войска – говори теперь!» Козак начал говорить митрополиту: «Прислан я от войска с речами, что ты воровски переписываешься с Тереком и Доном и по твоему письму Терек и Дон отложились от нас». «Я с ними не переписывался, – отвечал Иосиф, – а хотя бы и переписывался, так ведь это не с Крымом и не с Литвою; я и вам говорю, чтоб и вы от воровства отстали и великому государю вины свои принесли». Ответ сильно не понравился. «Что он таит свое воровство, что не переписывался будто? – закричали в кругу, – какой он правый человек! что он пришел в круг с крестом? мы ведь и сами христиане, а ты будто пришел к иноверным». Крикуны начали уже выходить из круга, чтоб снять с митрополита облачение; но тут из толпы рванулся донской козак Мирон: «Что вы, братцы, на такой великий сан хотите руки поднять? нам к такому великому сану и прикоснуться нельзя». В ответ козак Алешка Грузинкин кинулся на Мирона. схватил его за волосы, другие воры пристали к Грузинкину, начали Мирона колоть, рубить, вытащили за круг и убили. Мирона убили, но слова его произвели впечатление: точно, показалось страшно дотронуться до архиерейского облачения, и козаки начали приступать к священникам, толкать и бранить их скаредною бранью: «Снимайте с митрополита сан! он снимал же и с Никона-патриарха сан». Иосиф сам снял с себя митру, панагию и, обратившись к протодиакону, сказал: «Что же ты стал, не разоблачаешь? уже пришел час мой!» Протодиакон в ужасе снял омофор, снял саккос. Тут козакст выбили все духовенство из круга, крича: «До вас дела нет!», и повели Иосифа пытать на пороховой двор. Митрополита положили на огонь и спрашивали: «Откажи свое воровство, как ты переписывался?» Иосиф не отвечал ни слова, только творил молитву и проклинал палача. Спросили о казне: Иосиф объявил, что у него только 150 рублей, а поклажи ничьей нет. После пытки митрополита повели на казнь, на раскат: проходя тем местом, где лежал еще труп убитого за него Мирона, Иосиф осенил его и поклонился. Взвели на раскат, посадили на край и хотели сринуть: Иосиф испугался последней минуты, ухватился за козака и поволок было его с собою; тогда воры положили его на бок на краю раската и столкнули. Это были самые отчаянные воры, которые работали на раскате, Алешка Грузинкин с немногими товарищами. Самая деятельность поддерживала их ожесточение, их опьянение. Но с другим чувством стояло большинство воров внизу, подле раската; их страх увеличивался все более и более с приближением дела к развязке, и, когда наконец тело Иосифа ударилось об землю, козакам послышался страшный стук: они обомлели и минут с двадцать стояли в глубоком молчании, повеся головы. Потом опохмелились пыткою и казнию воеводы князя Семена Львова.