История России с древнейших времен. Том 13. От царствования Феодора Алексеевича до московской смуты 1682 года

На основании этих доносов Иоаким с собором приговорили исправить Никона, и великий государь отправил в Ферапонтов монастырь думного дворянина Желябужского да архимандрита Павла с приказом – перевести Никона в Кириллов монастырь; жить у него в келье двоим искусным добрым старцам, подобающую ему честь воздавать, а других иноков и мирян не пускать, чернил и бумаги не давать, никакого приношения к нему не принимать. 16 мая 1676 года посланные получили наказ, в июне приехали в Ферапонтов монастырь и после обедни прочли Никону указ и вины. Никон слушал указ со смирением, без всякого прекословия; обвинения – одни отверг, другие объяснил, например: «Ивашка Кривозуба, который на меня извещал, за его воровство, по сыску, бил я с игуменом и священником вместе; неволею я никому но приказывал целовать себя в руку, а которые люди ко мне приходили, и я им руку целовать давал. Губы я у себя не заводил, а сыскивали мы с игуменом вместе про Ивашку Кривозуба. Кельи строены по указу царя Алексея Михайловича, за великого государя и за вселенских патриархов всечасно бога молю, а за Иоакима патриарха не молю, потому что писал вологодский архиепископ в Кириллов монастырь и велел бога молить за себя, а не за патриарха да потому что от него, Иоакима, всякое зло учинилось и ныне меня губит, а попам я за патриарха Иоакима бога молить не заказываю. С служащим священником Варлаамом причащался я у престола в алтаре, а у отца духовного не бывал года с три, потому что отец мой духовный, кирилловский архимандрит, ко мне не ездит; на ектеньях священники и дьяконы как хотят, так меня и поминают, а я им не заказывал; московским патриархом я себя называть не веливал и никого к этому не принуждал, которые присыльщики приезжали от царя Алексея, и они называли меня великим святым отцом. При князе Шайсупове за лекарством ко мне хаживали, и князь ко мне ходить всяким людям не запрещал, а только бы от него заказ был, и я бы к себе никого ни пускал; а как Ададуров приехал и не велел ко мне никого пускать, и я никому к себе ходить не велел».

Желябужский и Павел говорили Никону в соборной церкви всякими мерами, чтоб за св. патриарха бога молил и никаких непристойных слов не испускал; но Никон, идя из церкви, говорил: «Стану бога молить за великого государя и за вселенских патриархов, а за московского бога молить и патриархом его называть не стану». В этот же день его перевезли в Кириллов монастырь. Это перемещение во враждебный монастырь, где он уже не мог так хозяйничать, как хозяйничал последнее время в Ферапонтове, заставило Никона переменить тон, его испугало также известие, что двоих самых близких и верных ему людей, священника Варлаама и дьякона Мардария, возьмут от него и сошлют в Крестный монастырь. Когда архимандрит Павел пришел к нему перед отъездом и стал опять уговаривать молиться за патриарха, то Никон отвечал: «Чтоб св. патриарх был ко мне милостив и не велел меня здесь напрасною смертию от тесноты поморить, а я за него бога молить и патриархом называть стану; когда я при царе Алексее у допросу об отходе своем в Воскресенский монастырь был, в то время государю говорил, что за смирение в патриархах быть можно ему, Иоакиму». Со слезами просил Никон Павла бить челом государю и патриарху, чтоб не велели отсылать в Крестный монастырь Варлаама и Мардария, а приказали им по-прежнему жить у него, потому что они к нему приобытчились, а он к ним. Эти Варлаам и Мардарий в допросе объявили, что у Никона ничего дурного не было, но Мардарий проговорился. «Я возил, – сказал он, – отписки и челобитные к великому государю от Никона в Москву и подавал духовнику и дьяку тайных дел Полянскому, а они эти отписки передавали великому государю, к духовнику возил я от Никона всякие посудцы деревянные, братины, стаканы, ложки и рыбу отвозил, а Полянскому возил одну рыбу». Понятно, что известие о посредничестве ненавистного Савинова между Никоном и царем не могло очень склонить Иоакима на милость к Никону.

Савинов был сослан в Кожеезерский монастырь, Никон переведен в Кириллов; но царский учитель Симеон Полоцкий был сильнее прежнего и печатал свои проповеди без благословения св. патриарха; кроме близких отношений к царю, Иоакиму нельзя было дотронуться до Полоцкого и потому, что он не подавал повода к таким обвинениям, на основании которых можно было осудить Савинова.