История России с древнейших времен (Том 5)

Более важное значение придавали в Москве сношениям с Турциею, хотя, несмотря на все старания московского правительства, и эти сношения кончились ничем, как и при Иоанне; непосредственного враждебного столкновения между этими государствами еще быть не могло по самым географическим условиям: степи разделяли их, и турки не думали искать завоеваний в холодных странах Северной Европы; с другой стороны, между ними быть не могло и общих высших интересов, которые повели бы к тесному союзу: борьба Московского государства с царствами татарскими, мусульманскими оканчивалась видимо не в пользу последних, рано или поздно султан должен был принять в ней участие; пока оставались общими интересы низшего рода, выгоды торговые и султан готов был поддерживать для их соблюдения приязнь с Москвою. Но великий князь хотел большего. В 1513 году отправился из Москвы в Константинополь посол Алексеев для возобновления между Василием и Селимом дружеских сношений, какие существовали между отцами их; Алексееву дан был наказ: "Поклониться султану, руки пригнув к себе выше пояса, по их обычаю, а на колени ему не становиться и в землю челом не бить". Султан отвечал грамотою, написанною на сербском языке, в которой изъявлял желание, чтоб между ним и великим князем люди благополучно ходили и торговцы торговали; в другой грамоте просил об отпуске в Крым хана Летифа; в третьей просил помогать послу его, Камалу, при покупке редких товаров. Этот Камал объявил: "Послал меня государь мой к великому князю сказать ему, что он в дружбе и в братстве с ним быть хочет, и спросить, хочет ли великий князь быть с нашим государем в дружбе и в братстве. Но грамот писать мне государь мой не приказал". В 1515 году великий князь отправил снова в Константинополь посла своего Коробова, который должен был стараться заключить с султаном союз против Литвы и Крыма; также стараться, чтоб не было зауморщин, т. е. чтоб турецкие начальства не забирали пожитки умиравших у них русских купцов. Но Коробов возвратился с грамотою, в которой султан давал удовлетворительный ответ только относительно зауморщин; он обещал также прислать нового посла в Москву, но обещание не было исполнено. В 1517 году великий князь говорил с боярами, что у него после возвращения Коробова не было никакой вести от турецкого султана, надобно бы послать к нему спросить о здоровье; отправлен был дворянин Голохвастов и возвратился опять с одним обещанием безопасной торговли. Уклоняясь от заключения союза с Василием, султан, однако, запрещал крымскому хану тревожить московские владения. Понятно, как это запрещение должно было не нравиться хану. Московские благоприятели писали из Азова, что султан прислал сказать хану: "Слышал я, что хочешь идти на Московскую землю; так береги свою голову, не смей ходить на московского, потому что он мне друг великий; а пойдешь на московского, так я пойду на твою землю". Хан сильно осердился, потому что рать его была уже собрана. Чтоб не получать вперед таких запрещений, хан должен был возбуждать неудовольствие султана на великого князя; а последний, чтоб сдерживать крымцев турками, должен был стараться о продолжении дружеских сношений с султаном. Вот почему, узнавши о смерти Селима, великий князь в 1521 году отправил в Константинополь посла Губина поздравить нового султана Солимана с восшествием на престол и жаловаться на Магмет-Гирея крымского. Губин также должен был хлопотать о заключении союза, и так как этому делу прежде всего препятствовало неудобство сообщений через степи, то Губин должен был уговориться с турецким правительством насчет выбора места в придонских степях, где бы вооруженные проводники посольские съезжались с обеих сторон, с московской и турецкой, и сдавали друг другу послов. Надобно было назначить это место на Дону; справились у рязанских козаков, и те объявили, что на полдороге от Азова к московским границам находится переволока; на этой переволоке (между Доном и Волгою) прибой людям астраханским, и тут посольским провожатым сходиться нельзя; надобно быть съезду на Медведице, которая ближе к великого князя украйне, но всего лучше назначить съезд на Хопре. Вследствие этого показания Губин должен был хлопотать, чтоб турки назначили съезд на Хопре или по крайней мере на Медведице. Относительно наговоров ханских Губин должен был говорить в Константинополе: "В Москве идет слух, что Магмет-Гирей писал к султану, будто Казанская земля - юрт крымский, будто государь наш велел там мечети разорить и свои христианские церкви поставить и колокола повесить; но как прежде крымцы неправыми своими умышлениями вставляли неправые слова, так и теперь не отстают от лживых слов". Губин должен был рассказать по порядку казанские дела и уверить, что мечетей не разрушают. Между тем московские благоприятели, или норовники, продолжали извещать великого князя о наговорах ханских: так, по их известиям, хан дал знать султану, что Василий в союзе с персидским шахом, послал ему оружие, 30000 пищалей; когда султан опять послал в Крым запрещение воевать с Москвою, то хан отвечал ему: "Не велишь мне идти ни на московского, ни на волошского, так чем же мне быть сыту и одету? А московский князь стоит на тебя заодно с Кизылбашем (персидским ханом)".