Человек, знаменитый в нашей истории под именем Тушинского вора, или просто вора, вора по преимуществу, показался впервые в белорусском местечке Пропойске, где был схвачен как лазутчик и посажен в тюрьму. Здесь он объявил о себе, что он Андрей Андреевич Нагой, родственник убитого на Москве царя Димитрия, скрывается от Шуйского, и просил, чтобы его отослали в Стародуб. Рагоза, урядник чечерский, с согласия пана своего Зеновича, старосты чечерского, отправил его в Попову Гору, откуда он пробрался в Стародуб. Прожив недолго в Стародубе, мнимый Нагой послал товарища своего, который назывался московским подьячим Александром Рукиным, по северским городам разглашать, что царь Димитрий жив и находится в Стародубе. В Путивле жители обратили внимание на речи Рукина и послали с ним несколько детей боярских в Стародуб, чтобы показал им царя Димитрия, причем пригрозили ему пыткою, если солжет. Рукин указал на Нагого; тот сначала стал запираться, что не знает ничего о царе Димитрии, но когда стародубцы пригрозили и ему пыткою и хотели уже его брать, то он схватил палку и закричал: "Ах вы б... дети, еще вы меня не знаете: я государь!" Стародубцы упали ему в ноги и закричали: "Виноваты, государь, перед тобою".
Стародубцы начали давать государю своему деньги и рассылать по другим городам грамоты, чтобы высылали к ним своих ратных людей на помощь царю; как в других городах, так и в Стародубе теперь жители слушались одного человека, какого-то Гаврилу Веревкина, успевшего взять в свои руки народную волю. Нашелся между стародубцами сын боярский, который решился ехать под Тулу в царский стан и спросить самого царя Василия, зачем он подыскался царства под прирожденным государем? Мученик обмана умер геройски, поджариваемый на медленном огне и повторяя те же речи, что Шуйский подыскался под прирожденным государем. Этот прирожденный государь между тем рассылал грамоты по литовским пограничным городам с просьбою о помощи: "В первый раз, - писал он, - я с литовскими людьми Москву взял, хочу и теперь идти к ней с ними же". О том же писал к мстиславскому державцу Пацу рославский наместник и воевода, князь Дмитрий Мосальский: "Чтобы вы прислужились государям нашим прирожденным Димитрию и Петру, прислали бы служилых всяких людей на государевых изменников, а там будет добра много; если государь царь и государь царевич будут на прародительском престоле на Москве, то вас всех служилых людей пожалуют своим великим жалованьем, чего у вас на разуме нет".
Около самозванца начала собираться дружина, над которою он поставил начальником поляка Меховецкого; в конце августа пришел к нему из Литвы пан Будзило, хорунжий мозырский, но с этою малочисленною еще дружиною Лжедимитрий не мог идти на освобождение Тулы, и участь ее была решена: муромский сын боярский Кровков, или Кравков, предложил царю затопить Тулу, запрудив реку Упу; сначала царь и бояре смеялись над этим предложением, но потом дали волю Кровкову; тогда он велел каждому из ратных людей привезти по мешку с землею и начал прудить реку: вода обступила город, влилась внутрь его, пресекла все сообщения жителей с окрестностями, настал голод, и Болотников с Лжепетром, как говорят, вошли в переговоры с царем, обещая сдать город, если Василий обещает им помилование, в противном случае грозили, что скорее съедят друг друга, чем подвергнутся добровольной казни. Шуйский, имея уже на плечах второго Лжедимитрия, естественно, должен был хотеть как можно скорее избавиться от Лжепетра и Болотникова и потому обещал помилование. 10 октября Тула сдалась. Болотников приехал в царский стан, подошел к Василию, пал пред ним на колена и, положив саблю на шею, сказал: "Я исполнил свое обещание, служил верно тому, кто называл себя Димитрием в Польше: справедливо или нет - не знаю, потому что сам я прежде никогда не видывал царя. Я не изменил своей клятве, но он выдал меня, теперь я в твоей власти: если хочешь головы моей, то вели отсечь ее этою саблею, но если оставишь мне жизнь, то буду служить тебе так же верно, как и тому, кто не поддержал меня". В страшное время Смуты, всеобщего колебания, человек, подобный Болотникову, не имевший средств узнать истину касательно событий, мог в самом деле думать, что исполнил свой долг, если до последней крайности верно служил тому, кому начал служить с первого раза. Но не все так думали, как Болотников; другие, не зная, кто царь законный - Шуйский или так называемый Димитрий, считали себя вправе оставлять одного из них тотчас, как скоро военное счастие объявит себя против него; иные, считая и Шуйского и Лжедимитрия одинаково незаконными, уравнивали обоих соперников вследствие одинакой не правоты обоих и вместе с тем уравнивали свои отношения к ним, считая себя вправе переходить от одного к другому: и тех и других было очень много. Болотникова сослали в Каргополь и там утопили; Шаховского, всей крови заводчика, по выражению летописцев, сослали на Кубенское озеро в пустынь; Лжепетра повесили; об участи Телятевского мало известно.